Данный материал является официальной версией стенограммы диспута. Все прочие версии данной стенограммы не согласованны с участниками диспута. (прим. ред.)

Встреча прошла в «Доме российской прессы», в здании «Дома на набережной» на Берсеневке.

Со стороны Русской Православной Церкви Московской Патриархии присутствовали: о. Даниил Сысоев, настоятель храма пророка Даниила на Кантемировской, секретарь Миссионерско-просветительского центра “Шестодневъ”; игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма Николы на Берсеневке и сопредседатель Союза православных братств, Зыкунова Анна Николаевна, директор издательства храма пророка Даниила, семинаристы духовных школ и прихожане храмов РПЦ.

Со стороны Русской Православной Старообрядческой Церкви присутствовали: А. В. Антонов, главный редактор и Г. С. Чистяков, редактор Информационно-издательского отдела Московской Митрополии РПСЦ, члены Союза старообрядческих начетчиков А. В. Езеров, А. Ю. Рябцев, Т. Широков, А. В. Шишкин, завуч Московского Духовного училища РПСЦ А. В. Муравьёв, прихожане московских храмов РПСЦ.

Встреча началась в 17-00 и продолжалась три часа, до 20-00.

Ведущий встречи о. Кирилл (Сахаров) во вступительном слове сказал, что жанр встречи определён как диспут, и в каком-то смысле эта встреча носит исторический характер, поскольку пауза в таких встречах составила почти сто лет. Он сказал, что им предпринималась попытка нечто подобное провести по линии Союза православных братств в начале 90-х годов, в Высоко-Петровском монастыре, прибыл о. Иоанн Миролюбов, тогда ещё наставник Гребенщиковской общины, кого-то мы собрали, но получилось робко, вяло, было непонятно, что здесь происходит, и всё заглохло. И вот во время работы конференции по старообрядчеству 14 ноября 2007 неожиданно, спонтанно возникла эта идея. Статья о. Даниила в «Русском доме» стимулировала этот процесс, и я ощутил взаимное желание со стороны ряда представителей РПСЦ, в частности, А. В. Езерова, А.В. Муравьева, Г. С. Чистякова, А. В. Шишкина к возобновлению таких встреч. 15 января 2007 года состоялась предварительная встреча, на которой были обговорены правила этих встреч, и была назначена дата и тема первой встречи. Важнейшими пунктами правил являются те, которые ограничивали время выступления в докладах и прениях по ним, а так же не допускают выкриков и реплик с мест. Все вопросы направляются в виде записок к ведущему.

Тема первой беседы: «Вера и обряд, внешнее и внутреннее».

Со стороны РПЦ выступающий о. Даниил Сысоев, со стороны РПСЦ выступающий Глеб Станиславович Чистяков, содокладчик Андрей Викторович Езеров.

Выступление Г.С. Чистякова

Он поблагодарил о. Кирилла за возможность проведения прямого диспута, так как выступления в прессе и интернете не дают возможности прямого общения.

«Старый обряд и новый обряд. Восточный обряд и западный обряд. Обряд крещения, венчания, крестного знамения, возжигания свечей и каждения. Современный человек настолько привык к слову обряд, что уже не мыслит без него никакой религии. Между тем мне лично до сих пор не понятно, что же такое обряд. Просмотрев изрядное число литературы на эту тему, так и не удалось выяснить что это такое. Одни авторы пишут, что «обряд» это материальная оболочка таинств, вроде скорлупы наполняемой божественной благодатью. Другие указывают, что обряды никакого отношения к таинствам не имеют. Таинства де наполнены благодатью, а обряды просто знаки, имеющие исключительно символическое значение. Третьи утверждают, что обряды все таки имеют родство с таинствами, они и есть небольшие таинства. Четвертые считают, что обряд это никакой не внешний знак, а лишь порядок, последовательность действий, что-то вроде старинного чинопоследования.

Между тем, древняя церковная история не знала понятии «обряд». Он неизвестен ни древнерусской, ни византийской, ни древнехристианской церковной литературе. Понятие «обряд» отсутствует в учении апостолов, отцов церкви и вселенских соборов.

В России этот термин сравнительно недавно, со времен церковных реформ Петра Первого и его «всепьянейших соборов». Зато уже занял видное место в современном богословии.

Поскольку ясности в этим понятием до сих пор нет, а каждый воспринимает его по- своему, в исследовании благодатных действий Церкви, их внешней форму и внутреннего содержания лучше вообще воздержаться от употребления этого сомнительного термина.

Рассмотрим древлецерковную и святоотеческую точку зрения на благодатные действия земной Церкви. По христианским представлениям мир был сотворен Богом "из ниче­го", т. е., его бытие имеет начало. Библей­ское повествование о сотворении говорит, что сотворенный мир был "хорош" (Быт. 1). Весь материальный мир свидетельст­вует о Боге: "Небеса проповедуют славу Божию и о делах рук Его вещает твердь" (Пс. 18; 2). Флора и животный мир, равно как и сам человек были также созданы в соответствии с высшим замыслом. Ничего в этом создании не было лишнего или случайного, но все в форме и мере установленной Господом.

Тем более нельзя назвать случайными или субъективными формы и способы общения человека с Богом. Все они существуют в виде наиболее гармоничном и естественном для человека естества виде. Не случайно поэтому, при всем великом почтении христианства к слову, значительное место занимает гармония всех форм выражения истины, среди которых не только таинства и священнодействия, но и иконопись, гимнография, музыка, архитектура. С древнейших времен и до русского кружка боголюбцев XVII в. было широко распространено изречение: "в храме стояще, на небесах стояти мним", отражавшее взгляд, что церковь земная есть отображение церкви небесной.

Поскольку человек существо, неразрывно объединяющее в себе два начала: духовное и телесное, то поклонение Богу он естественным образом проявляет в виде неразрывно сочетающем в себе материальное и мистическое. Так, Иоанн Златоуст говорит: «Господь Бог глубиной мудрости Своея человеку, видимым телесем облеченному, под видимыми и телесными знамениями невидимые дары своя дал есть. Ибо аще бы человек имел едину душу без телесе, якови суть ангели,то убо без сих вещественных и чувственных и видимых знамений взимал бы дары божия, но понеже телесем обложен есть человек, сего ради кроме видимых и чувственных знамений благодати Божия не может прияти» (Большой Катехизис). Святой Иоанн Дамаскин в "Точном изложении православной веры" указывает: «Так как мы сложены как из видимой, так и невидимой, то есть духовной и чувственной природы, то и поклоне­ние Творцу предлагаем двоякое». О том же говорит св. Семен Фессолоникийский: «Так как мы двойственны, состоя из души и тела, то и священнодействия Христос предал нам, имеющие две стороны, так как и Сам истинно соделался ради нас сугубым, пребывая истинным Богом и соделавшись истинным Человеком. Таким образом, Он благодатию Духа мысленно освящает наши души, а чувственными водою, елеем, и хлебом, и чашею, и прочим, что освящается Духом, освящает и тела наши и дарует всесовершенное спасение» (Разговор о священнодействах и таинствах церковных, гл. 8).

О связи тесной связи небесного и земного, внешних форм богопочитания и внутреннего мистического содержания писал св. Дионисий Ареопагит: «Божественный луч не иначе может нам воссиять, как под многоразличными, священными и таинственными покровами, и притом, по отеческому промыслу, приспособительно к собственному нашему естеству» (Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. Сатис. Спб. 1995. С.4) Современные исследователи отмечают, что св. Дионисий в своих трудах находит формы общения человека с Богом «не только обознача­ющими, но и реально являющими собою обозначаемое».

Итак, первой и важнейшей чертой православного учения о таинствах является их богоустановленность наполненность онтологическим присутствием Божиим, неразрывная связь земной формы и внутреннего мистического содержания.

Рассмотрим православное учение о таинствах на примере крещения. Думается, ныне, никто не будет отрицать, что с апостольских времен это таинство совершалось в виде троекратного погружения в воду. Этому есть множество исторических свидетельств: «Если кто епископ, или пресвитер, совершит не три ПОГРУЖЕНИЯ... да будет извержен» ( Апостольские правила 49, 50); «Великое Таинство крещения совершается тремя ПОГРУ­ЖЕНИЯМИ и равным им по числу призываниями Отца, Сына и Святого Духа, чтобы и образ смер­ти Христовой отпечатлелся в нас, и просветились души крещаемых через преподание им боговедения». (Василий великий. Богословские труды. Москва, т. 10, стр. 142-145,) «Трижды ПОГРУЖАЕМСЯ, как Господь определил в Евангелии» (Тертуллиан), «Потом... Епископ или подчиненный тебе пресви­тер, произнося над ними поименно священное призывание Отца и Сына и Святого Духа, ПОГРУЗИ их в воде» (Апостольские постановления (3 век) кн. 7, гл 16); «Мы ВХОДИМ в воду, отмеченные грехами и нечистотами. Выходим же из воды, плодоносящими в сердце». (Глава 11. Климент Александрийский: Пидалион. кн. 3, гл. 1.) и т. д.

Однако главным в форме крещение является даже не его историческая достоверность, которая бесспорна, а сам смысл тайнодействия, то что оно являет собой. Крещение это не отвлеченный обряд, демонстрирующий какие-то догматические и символические истины, но реальное соумирание и совоскресение человека со Христом: «Мы, крестившиеся в Исуса Христа, в смерть Его крестились... мы погреблись с Ним Крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых сла­вою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:3-4). «Когда мы ПОГРУЖАЕМ свои головы в воде, как бы во гробе, вместе с тем погребается ветхий че­ловек... потом, когда мы восклоняемся, ВЫХОДИТ новый человек». (Иоанн Златоуст. Беседа 25 на Иоанна) Мы крещаемся в смерть Христову и его воскресение: «ибо если мы соединены с Ним по­добием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим. 6:5). Отсюда особый акцент в литурги­ческой традиции на органической связи между крещением и Пасхой; отсюда пасхальный характер крещения и крещальное содержание Пасхи в ранней Церкви. В ранней Церкви слова «подобие», «образ», очевидно, относились к форме крещения, к погружению крещаемого в воду и его выходу из вод. Однако эта форма и есть то, что проявляет сущность, будучи самим явлением. Поэтому крещение, которое совершается «в подобие» и «по образу» смерти и воскресения, не есть символ или знак смерти и воскресения, но и есть подлинная смерть и подлинное воскресение во Христе. И ранняя Церковь знала, что, для того чтобы следовать за Христом, нужно сначала умереть и воскреснуть с Ним и в Нем. Совершенно очевидно, что обливание и окропление никоим образом не являют собой смерти и воскресение.

Человек ставший участником окропительного «обряда», именно обряда, а не таинства, теряет не только его символическое, догматическое содержание, но и никак не участвует в соумирании и совоскресении Христовом, отказывается принять крестную жертву Господа. Он не открывает двери Церкви и не входит в здание, но лишь мысленно имитирует вход, в реальности по-прежнему оставаясь на улице. Книга «Оправдание обливательного крещения», так и объясняется смысл обливательного крещения. Цитата: человек «духовное умертвие, и оживление достаточно обнимать одной верой, а внешним видом, то есть погружением - не обязательно».

Следует отметить, что с древлеправославным учением согласны и многие современные новообрядческие авторы, вплоть до либерального лагеря. Сокрушаясь об отступлении от этого учения известный богослов протопресвитер Николай Шмеман пишет: «Все основные разногласия относительно формы крещения — погружение или окропление, различные крещальные формулы и т. д. — почти исключительно концентрировались вокруг вопроса о действенности, а не о значении или сущности. …Подлинная трагедия состоит в том, что, разлагая таин­ства на форму и сущность и сводя понятие формы к понятию действенности, это новое богословие, в конечном счете, изменило и намного обеднило понятие самой сущности!... В ранней Церкви благо­дать, прежде всего, означала именно победу над всякими раздвоениями — на форму и сущность, дух и материю, знак и реальность, — победу, которая проявляется в таинстве и, по сути, во всей жизни Церкви. В конечном счете, это побе­да Самого Христа, в Котором и посредством Которого фор­мы этого мира могут истинно сообщать и исполнять то, что они “представляют”: явление в этом мире Царства Божия и новой жизни. Таким образом, благодать крещения воспри­нималась как именно такое событие: человек умирает и во­скресает “в подобие” и “по образу” смерти и воскресения Христа. Человеку дается дар не “чего-то”, что является следствием этих событий, но дар единственной и абсолютно новой возможности: истинно умереть со Христом и истин­но воскреснуть с ним, дабы “ходить в обновленной жиз­ни”. Все это и было благодатью: “подобие”, являемое и испытываемое как “реальность”, “крещальная” смерть, воз­вещающая разрушение Христом смерти, “крещальное” во­скресение, вновь удостоверяющее воскресение Христа; дар новой жизни, которая воссияла из гроба. Все это и было благодатью!..

Однако постепенно такое понимание благодати стало изменяться. Коль скоро различие между формой и сущно­стью стало восприниматься как естественное и самоочевидное, то и сущность перестала пониматься как видимость невидимого. Ее стали истолковывать, определять и анализировать как нечто получаемое посредством всевозможных способов, но в то же время отличное от них. Христианский Запад, где возник и получил развитие этот подход, довел его до логи­ческого завершения: как известно, в конечном счете, он оп­ределил благодать как сотворенную энергию, отличную, таким образом, как от Бога, так и от мира… Что же касается православного Востока, то он, (имеется ввиду современное новообрядчество – прим. авт) … во всех практических действиях принял тот же подход в своем собственном, глубоко озападнившемся, ли­тургическом богословии. Здесь абстрактная “благодать” тоже подменила конкретное “событие”, став фокусом богослов­ских объяснений таинств, оставив их форме столь же абст­рактную функцию обеспечения действенности. Теперь можно понять, почему это новое “системати­ческое богословие” фактически отказалось от объяснения крещения в терминах смерти и воскресения, столь самооче­видного для ранней традиции. Ибо суть дела состоит в том, что в этом новом подходе нет, так сказать, интереса ни к смерти, ни к воскресению».

Теперь коснемся вопроса Евхаристии. Ни у кого сегодня не вызывает сомнения что это таинство было установлено Господом в совершенно определенной форме и при соблюдении определенных условиях. Необходимой формой совершения таинства евхаристии является с одной стороны сама форма приношения - белый хлеб и вино (в смешении с водой), с другой стороны общение человека с Богом в виде молитвенного последования (anaphora). Последнее выражается в просьбе Господа преложить эти дары в истинную плоть и кровь Христову^[1]. Необходимым условия совершения евхаристии является совершение этого таинства духовным лицом, имеющим апостольскую преемственность и, разумеется, его православное исповедание. Сегодня это епископ или пресвитер (священник)^[2].

Вопрос о форме (веществах) Евхаристии и условиях ее совершения ставился самым серьезными образом в Церкви Христовой с первых столетий ее существования. В определенный период камнем преткновения стало использование в Евхаристии вина. Христиане-энкратиты^[3] вместо литургии на хлебе и вине стали совершать литургию на хлебе и воде. Это учение быстро распространилось в среде первенствующих еретических течений: у гностиков, маркионитов, апостоликов, манихеев, эвионитов. Секта «аквариан» получила такое наименование из-за совершения «литургии» именно на воде. Следы употребления воды вместо вина есть встречаются не только у еретиков, но и в недрах самой древней Церкви. По крайней мере, об этой практике можно судить по мученическим актам Пиония, 63 письму св. Киприана Карфагенского к епископу Цецилию, некоторым другим документам. Однако, когда вопрос о совершении литургии на воде был поднят на общецерковном уровне, то он получил однозначный ответ. Еще до соборных суждений по этому вопросу святые Климент Александрийский и Ириней Лионский решительно выразились о служении на воде как о ереси: «Вопреки правилу церковному находятся христиане, которые совершают Евхаристию на чистой воде». (Цит. по Керн К. Архимандрит С. 36) Любопытно, что ответа вселенского соборного разума на это еретическое нововводство, так и не последовало. Служение на воде настолько явно вступало в противоречие с догматическим и историческим смыслом Евхаристии, что это ересь была отторгнута, можно сказать, априори, на местном уровне. Этот факт подтверждает православную учение о предании которое гласит, что важные основы вероучения существующие в церкви Христовой, не всегда требуют соборной кодификации, но сохраняются в предании, святоотеческом писании, в устной форме. Итак, традиция, запечатленная в разных учительных сочинениях посвященных веществам Евхаристии, гласит: «Ве­щество Крови Христовы есть вино, от плода лознаго, сиесть, из гроздов винныя лозы источенное. Подобает сему вину свой­ственный имети вкус и обоняние, и к питию приемное и чистое быти, не смешанное с каковым-либо иным питием, кроме же из гроздия... Вином не суть и быти не могут вси соки от различ­ных овощей и ягод истечении, сиесть яблочный, грушевый, вишневый, терновый, малиновый и инии сим подобнии". Свод нормативных актов западной церкви "Corpus jur. canonici" также повелевает: "Vinum debet esse naturale, ex genimine vitis, non corruptum" [Вино должно быть натуральное, от плода лозного, не испорченное]^[4].

Еще одна дискуссия о веществах евхаристии была связана с использованием опресноков, безквасного или «мертвого» хлеба. Впервые эта практика получила еретическое обоснование в воззрениях епископа Апполинария Лаодикийского. Он учил, что Сын Божий воплотившись, принял от человеческой природы только тело. Поэтому он и возбранял класть в евхаристический хлеб закваску и соль, являющие собой человеческие ум и душу^[5]. Между тем эта трактовка противоречит самому святоотеческому учению о теле Христовом в евхаристии. Оно указывает, что евхаристия совершается на квасном хлебе, который подобно человеческому естеству Христа имеет не только жизненную силу, но и всю полноту естества Христова тождественную его вочеловечиванию. Преподобный Максим Грек указывает: «Не малое согрешение составляет и то, чтобы приносить безквасное совершенному Хлебу животному, который вполне соединил в себе Человеческое естество, а не половину принял от Пречистой Девы»^[6]. Ересь Апполинария была осуждена на Втором вселенском соборе. Вот что о веществе евхаристического хлеба пишет преподобный Иоанн Дамаскин: «Намереваясь принять за нас добровольную смерть, в ту ночь, в которую Он предавал Себя, Он завещал святым Своим ученикам и апостолам новый завет, и через них — всем, верующим в Него. Поэтому, съев ветхую Пасху (т. е. еврейский опреснок - прим. авт.) со Своими учениками в гор­нице святого и славного Сиона и исполнив ветхий завет, Он умывает ноги ученикам (Ин. 13:1 и далее), показывая знамение святого крещения. Потом, преломив хлеб, Он передает им, говоря: приимтее, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое во оставление грехов (Мф. 26:26, 28; 1 Кор. 11:24)»^[7]. Хлеб, который при этом употребил Исус Христос, был, по словам св. Иоанна Дамаскина, «поднявшийся, вскисший, а не беск­васный, называемый опресноком» или «опресночным хлебом». По учению отцов Церкви в молитве Господней под «хлебом насущным» (т. е. хлебом квасным) подразумевается Евхаристия.

Казалось бы, решенный вопрос о квасном хлебе вновь становится актуальным после отделения от Церкви латинского Рима. Католики вновь ввели употребление опресноков. Можно сказать, что этот вопрос стал стержневым в расколе на православную и латинскую церкви в 1054 году. Впервые употребление опресноков в евхаристической практике латинян называется незаконным в письме архиепископа Льва Охридского 1053 года, в ряду прочих фактов, свидетельствующих о различном понимании веры. Наиболее полно позиция православной Церкви в этом споре выражена в творениях св. Никиты Стифата, творца жития Симеона Нового Богослова и «Подвижнических глав» византийского «Добротолюбия». Основываясь на том, что в Евхаристии происходит в каждом из верных то же соединение божественной и человеческой природы, которое произошло в Боговоплощении, св. Никита объясняет к римлянам, что квасное приношение выражает единосущность человеческой природы Тела Спасителя нашей человеческой природе. Прежде всего, отличие христианского хлеба от иудейского опреснока состоит в том, что он является хлебом "словесной трапезы". В христианской трапезе верным преподается само "Воплощенное Слово"; через причастие одной Его природе - человеческой, мы получаем причастие и Его Божественной природе: "Те, которые принимают опреснок, пребывают под сенью закона и вкушают трапезу иудейскую, а не словесную и живую Божию, и нам, верным, надсущную и единосущную. Мы приняли надсущный хлеб с неба, ибо, что есть надсущный, как не единосущный нам, но нет никакого единосущного нам хлеба, а только Тело Христово, которое единосущно нам по плоти своей человеческой... (Св. Никита Стифат. Диалексис: A.Michel. с. 322-323) Помимо прочего это объяснение подчеркивает, что само вещество предназначенного для Евхаристии хлеба есть символ Боговоплощения. Католики же рассматривали иной символический смысл опресноков. Оппоненты православных кардинал Гумберт писал: «Хотя Господь Исус и единосущен нам по естеству человеческому, однако, по божеству, которое единосущно Отцу, Он по отношению к нам - надсущный (supersubstantialis): так и хлебы человеческой трапезы пусть будут единосущны сами себе, но хлеб Божественной трапезы является надсущным (supersubstantialis)».( Гумберт. Ответное возражение Никите – Стифату, Will, c. 137) Латиняне таким образом, проповедовали еретическое учение о том таинства Евхаристии и таинство Боговоплощения Господа не имеют полного тождества. Это отрицание соединения божественной и человеческой природ в таинстве Евхаристии вызвало необходимость истолковать понятие Тела Христова каким-либо новым образом, то есть как особой сущности. Оказывалось, что Тело Христово единосущно по человеческой природе нам только в земной жизни Спасителя, но в таинстве Евхаристии Оно обладает иной, на что и указывал латинский пресный хлеб используемый в мессе. Это еретическое учение было анафематствовано в 1054 году святейшим патриархом Михаилом Кирулларием.

Полемизируя с католиками, святые отцы также указывали, что одно только изменение видотворения, схожесть служения на опресноках с обычаями иудеев, армян, последователей еретика Апполинария уже само по себе являет собой ересь. Еп. Никола Мефонский писал: «Употребляющий опресноки уже из некоторого сходства подозревается в общении с этими ересями».

Итак, мы видим, что вся история Церкви, творения церковных собор и отцов ни в коем случаем не допускали употребления во время Вечери господней иных веществе кроме как вина смешанного с водой и квасного хлеба. В случае с опресноками отцы Церкви настаивали, что даже небольшое видоизменение формы таинства может привести к утрате его сущности. Следуя за отцами можно сказать, что сама природа этого таинства, как впрочем, и таинства крещения не позволяет изменять форму являющую собой таинственное преображение и Богоприсутствие. Ясно, что древняя Церковь решительно не знала и не признавала учения о разделении таинств на внешнее и внутреннее, не допускала искажения форм и тем более отмены. Отцы Церкви указывали, что изменении формы таинства и ее условий неизбежно влечет повреждение и даже уничтожение его природы.

Точно на таких же позициях стояла и староверческая апологетика. Наиболее полное исследование по этому вопросу сделано доктором философских наук М. О. Шаховым. Ссылаясь на многочисленные апологетические сочинения староверов, автор последовательно и убедительно доказывает неизменное хранение святоотеческого учения в среде старообрядчества: «В староверческой литературе неоднократно и подробно обсуждается учение о единстве различных способов выражения истины, о недопустимости разделения, противопоставления формы и сущности… в отличие от современного рационального интеллектуализма, для которой высшей формой идеального является словесно выраженное мышление, а все невербальные формы выражения деятельности духа имеют подчиненное и второстепенное значение, для староверия, унаследовавшего традиционно-православное мировоззрение, было свойственно иное понимание соотношения разных форм воплощения духовной сущности»^[8].

Позиция о единстве, тождестве внешнего и внутреннего выражается практически во всех известных староверческий сочинениях начиная «Диаконовыми ответами» и заканчивая произведениями еп. Арсения (Швецова). Примечательно, что староверы не исключали возможности исправления книг или церковных обычаев. Не отрицали они и возможности разностей литургического строя в разных национальных традициях. Еще в знаменитых Поморских ответах говорилось: «Есть разньство в чинах позволенных церковных, от разных святых чинописателей восточ­ных преданных, но прославляющих единое православное благочестие. <…> Обаче сия вся различная чиноположения святых Церковь святая противностию не порицает, но яко различными пресветлыми каменьми укра­шаема, единым светом благочестия сияет»^[9]. Староверческие апологеты указывали, что развитие литургических чинов и последований возможно только с сохранением самой природы таинства, заключающейся в его законной форме и условиях совершения. По мнению староверов есть важное отличия в «разнообразиях» допускаемых в древней Церкви и «разнообразиях» допускаемого новообрядцами. «Разнообразие», вводимое реформаторами, отрицалось пото­му, что оно имеет иную природу и не дополняет существовавшую гармо­нию, а разрушает ее, противопоставляя себя всей остальной традиции.

С этим же тезисом связан и спор о так называемом «едином азе», единой букве которую нельзя трогать. Староверческие авторы, рассуждая в своих сочинениях о примерах положительных исправлений, имевших место в древности, указывали, что речь идет не о принципиальной не­допустимости перемены "единой буквы", а в том, что одна неверная, не­нужная буква, и даже знак препинания (помните знаменитую фразу «Казнить нельзя, помиловать») способен разрушить всю гармо­нию. Идея старообрядческих книжников состоит не в том, что "любое изменение - зло по природе", а в том, что самое ма­лое зло в любой из форм затрагивает все целое».

Выступление о. Даниила Сысоева

Перед началом выступления о. Даниил заявил, что считает себя представителем и выразителем точки зрения Вселенской Православной Церкви, и сказал, что перед тем, как говорить о соотношении веры и обряда, надо сказать, что такое вообще христианская вера.

Часто, в разговорах об обрядах мы забываем, что особенностью Нового Завета является совершенно новый вид оправдания - оправдания через веру. Как говорил апостол Павел: «праведный верою жив будет» (Рим.1:17). Так же «Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа» (Рим.3:21). Говоря о различиях между староверием и новообрядчеством, мы говорим о неточном понимании веры, что к области веры относится, например, форма крестного знамения. Но мы знаем, что согласно Антонию Великому, нужно на любое дело иметь свидетельство Священного Писания. Апостол Павел говорит: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11.1). По Иоанну Дамаскину, вера есть не любопытствующее согласие. Это - вверение себя Богу, но спасение возможно только в кафолической Церкви. Вступление же в Церковь возможно только через трехпогружательное крещение, которое является нормативным. Обливательное крещение, о котором известно, например, из «Дидахе», допустимо в экстремальных ситуациях, но не может быть названо в качестве нормативного. Действительность же окропительного крещения для меня под большим сомнением, и, насколько мне известно, на святой горе Афон окроплённых перекрещивают.

Какая же связь между формой и содержанием? Часто несправедливо ругают схоластику, а ведь ругают её за точность выражения. Хотя отец Александр Шмеман и говорит, что в Таинстве преодолевается разница между телом и духом; скажу сразу — разница не преодолевается. Человек остается и телом и духом сразу. И эта двойственная природа задумана Богом. Безусловно, внешняя форма совершения таинств важна, она совершенно необходима, и, как говорил святитель Феофан Затворник, наш новообрядческий святой, всякий обряд может изменяться, кроме формы совершения Таинства. Что есть самые главные вещи? Что есть главное таинство? Если мы обратимся к Новому Завету, то увидим, что даже установительные слова Спасителя сохранились различные в различных Евангелиях, но имеют единый смысл. Крещальная формула в Апостольских постановлениях, сохранившаяся у некоторых древних святых была в другой форме. Но не менялось содержание – крещение во имя Троицы. Любое иное крещение, не во имя Троицы, отвергалось. Почему в Новом Завете возможна вариативность? Потому что есть синергия, сотворчество, совместное действие Бога и человека. Происходит литургическое обогащение, расцвет того зерна, которое дано нам в откровении. Дух Святой, вечно живущий в Церкви, развивает Церковь. Если мы обратимся к церковной истории, то увидим многообразие обрядов при единстве веры. Существовало несколько десятков древних литургий. В разных церквах по-разному, в разное время, свершали таинство миропомазания. Но это различие не мешало единству. Главное, что спрашивали всегда, это какую веру хранит Церковь. Единство веры являлось основание Церкви. Возникали различные искажения, но Дух Святой в церкви излечивал их. Мы знаем об искажении энкратизма, но кроме него были и другие ложные практики. Можно привести пример четыредесятнической ереси и других, когда обряд мог исказить само учение. Но содержащая единую веру Церковь их преодолела. Далее о. Даниил привёл несколько цитат из Нового Завета о необходимости веры и единства Церкви. И сейчас возможно литургическое многообразие. Во вселенской Церкви и сейчас используется шесть литургий: литургии Василия Великого и Иоанна Златоустого известные, литургия Тихона, патриарха Московского, Григория Двоеслова папы Римского, литургии апостола Марка и апостола Иакова. Их объединяет один принцип – единство откровения Божия.

Важны вещества для совершения Евхаристии? Конечно, важны. В дораскольной Руси был печальный случай, когда патриарх Иов, как известно, решил разрешить служение литургии на вишнёвом вине. Это, конечно, полное безобразие, и, к счастью, Русская Церковь эту практику отвергла. Я думаю, что это вполне справедливо, потому что произвольная замена установленных Христом веществ не к чему, Господь, давший образ совершения таинств, дал их не случайно.

В чём значение образа совершения таинств? Я не скажу, что человек умирает реально в крещении, слава Богу, мы не топим детей, душа от тела не отделяется, а смерть есть отделение души от тела. Апостол Павел в шестой главе послания к Римлянам говорит: «В подобие смерти Его». Здесь речь идёт не о тождестве, а о подобии. Николай Кавасила в XIV веке говорит: «Хотя и свершается это с нами в образе, но спасение дается в реальности». Мы можем сказать, что погружение крещением – это икона, а икона должна быть точной. Вещества евхаристии – это икона, архетип, как говорится в литургии Василия Великого, вместо образа, хлеб вместо, образ Живого Хлеба, сошедшего с небес, а виноградное вино есть архетип, икона крови Господней. Они становятся реальной Кровью, реальным Телом в силу связи образа и первообраза. В чём связь? Согласно догмату Седьмого Вселенского Собора связь между образом и первообразом совершается благодаря имени и благодаря тому, что есть некое сходство. Поэтому есть сходство между погружением в воду и смертью Христа. А до какой степени сходство может меняться? Существуют, конечно же, и экстремальные ситуации, когда не может быть совершено правильное крещение. Но, как пишет Григорий Богослов, «одна ласточка не приносит весны», такие случаи не являются законом для Церкви.

Образ не должен подменять содержание. Если мы возьмем икону и начнём считать, что само дерево и краски достойны почитания, то согрешим. Как пишет Иоанн Дамаскин: «Поклоняясь Кресту, мы поклоняемся знамению Христову, самому распятию. Ибо где будет знамение, там будет он Сам. Веществу же, из которого сделан знак Креста, поклонятся не следует». Без веры эта связь теряется, и споры об обряде приобретут характер законничества. Мы столкнемся с тем искушением, которое было в первой Церкви в первом веке, искушение иудейством. Нужно ли соблюдать все обряды, которые Бог установил в Ветхом Завете? Закон Моисея дан Богом, но из этого не следует, что он дан раз и навсегда. Апостолы сказали, что нет, не следует, мы оправдываемся верою в Иисуса Христа. А для этого необходимо точное исповедание православной веры, о чём часто забывают, без точного исповедания спасение невозможно. Человек может быть правильно крещён, но Дух его отвергнет. Например, собором 1162 года было признано недействительным совершенное без веры крещение агарянских детей. И для принятия причастия необходима правая вера. В каких границах? В границах Символа веры, принятого Никейским и Цареградским Соборами, который не должен меняться.

И здесь возникает последний вопрос. К сожалению, проблема староверия в том, что Символ Веры был изменён. Дело не в том, что например, Святой Дух не истинный, он, конечно, истинный. Но, тем не менее, внесение новых слов в Символ Веры, даже правильных, справедливых, недопустимо. Вся реформа патриарха Никона оправдана тем, что вернула русскую Церковь к неповреждённому Символу Веры, который можно сравнить с ключом. Есть один лишний зубчик, даже правильный, и ключик не откроет. Ведь почему Церковь прервала общение с Римом в 1014 году? Именно из-за того, что был изменён Символ Веры, внесен «филиокве». Русские же справщики самовольно изменили Символ Веры, а это тяжелейший грех, каноническое преступление, которое влечёт за собой извержение из сана для епископов, которые это санкционировали, и влечёт за собой отлучение от Церкви мирян, которые допустили искажение Символа Веры.

Неизменность символа Веры является видимым выражением той единой спасающей веры, благодаря которой мы получаем вечную жизнь. И ещё и ещё повторяю, что без единства веры мы не можем спастись. У меня был знакомый старообрядец, который мне говорил, что главное, что бы не креститься бесовской щепотью, и в этом вся вера. А я скажу так, что крестное знамение, совершаемое тремя перстами, и двумя перстами, и единым перстом, оно изображает единого распятого Господа Иисуса Христа, и хулить ни то, не другое, не третье недопустимо. Я никогда не плюну на распятие даже со скрещенными ногами, католическое, потому что это изображение Христа Спасителя. Да, пусть Его неточно изобразили, но, главное, что это Христос Спаситель, а никто иной. И если человек этого не понимает, то для него обряд стал выше веры, он, фактически, иудействующий. Он пытается спастись делами, что невозможно.

Выступление в прениях А. В. Езерова

Я хотел бы ответить на вопрос, который стоит перед нами: что есть вера? Этот вопрос фактически задал Понтий Пилат. И второй вопрос, связанный напрямую с ним – что есть ортодоксия? Буквальный перевод «ортодоксия» - правое учение. Мы считаем, что истина как раз свидетельствуется, выражается правым учением, правыми убеждениями, которые мы должны хранить паче всего, содержать их. И православие – это русский термин, который отчасти соответствует ортодоксии. И второе, на что я бы хотел обратить ваше внимание, это что не всё то золото, что блестит. Многие люди называют себя верующими, хотят таковыми быть, но есть такое высказывание в святоотеческой литературе – вера и зловерие. Не всякая вера на самом деле является собственно верой, православной верой, ортодоксией, как мы знаем. Есть вера, а есть зловерие. Целая книга есть на эту тему «Памятные записки Перегрина», Викентия Леринского, преподобный отец западный V века. Правое учение – это то, что в древности содержала Церковь. Даже в древности были разногласия в предании. Он предлагал в таких случаях предпочитать всеобщий обычая частному, если только большинство не является еретическим.

Все считают себя верующими, и адвентисты считают себя верующими, и православными себя многие считают. В Америке 80 юрисдикций называют себя православными, и большинство из них не находятся друг с другом в общении. То упование может претендовать на истину, которое в наибольшей полноте придерживается предания. Можно процитировать апостола Павла «братие, держитесь предания» и т. д.

Встаёт вопрос, что же есть предание? На этот вопрос, например, отвечал святой Василий Великий. Он относил к преданиям, и называл так же догматами и таинствами крестное знамение, моление на восток и т. д. Обратим внимание, среди прочего крестное знамение. Само современное разделение на таинства и не таинства достаточно условно. Освящение храма, великое освящение Богоявленской воды, иноческий постриг, думаю, не погрешу, если назову таинствами в том же смысле, что и семь остальных таинств.

Крестное знамение в этом контексте приобретает очень большое значение. Им выражается, во-первых, предание нашей Церкви, а во вторых свидетельствуется истина, основные догматы нашей веры, что мы верим во Христа Спаса, воплотившегося и распятого, совершенного, истинного Бога и истинного человека, признаём Бога в трех лицах. Когда мы осеняем себя крестным знамением, мы свидетельствуем, выражаем основные догматы. Свидетельствуя о древности этого обычая, мы являем связь времён, соединяемся с древней Церковью, с нашими отцами через крестное знамение.

Подробный разговор о Символе Веры может стать темой отдельной беседы. Но я не удержусь от маленькой ремарочки. Я думаю, что даже о. Даниил не считает, что те русские отцы XV - XVII веков, которых даже их церковь считает святыми, и которые исповедали именно так Символ Веры, как мы исповедуем, являются преслушниками Церкви, нарушившими Предание и испроказившими веру. Если же он считает по-другому, то это отдельный вопрос. Хотя мне почему-то кажется, что нет.

Хранение веры связано с хранением предания, это вопрос жизни и смерти, и нашего спасения. Преподобный Иероним блаженный говорит: «Если он, (обычай церковный), не несёт спасения, то для чего и соблюдается? Если должны соблюдаться, то, без сомнения, приносит спасение. Особенно те, которые соблюдающих оные делают мучениками, так как они не соблюдались бы, если бы не давали спасение».

Ну и последнее. Нужно сказать и об образах. Ветхозаветные обычаи, миква, например, образ крещения. Таких соответствий огромное количество, и нельзя сказать, что то, что было в Ветхом Завете, абсолютно отменено новым, наоборот, оно усовершенствовано, оно дополнено, и в более высоком и сильном виде, благодатно действующим, существует и в нынешней Церкви.

о. Даниил: У вас более выгодная позиция. Вас много, я один.

Реплика из зала: Но ведь вы - вселенская Церковь (смех).

о. Даниил: Предание, по Викентию Леринскому, касается не только чинов, а вообще, преемственности веры. Вселенская Церковь эту преемственность веры соблюдает до сих пор. Мученики нового времени, например, перед мусульманами, крестились тремя перстами и умирали за Христа. Можно ли сказать, что это не исповедание Христа? Изменило ли триперстное перстосложение нашу веру в Троицу и во Иисуса Христа? Пошли ли эти мученики из-за трехперстия в ад?

Вопрос: Было ли исповедание Русской Церкви до исправления Символа Веры патриархом Никоном неспасительным?

о. Даниил: Церковь на Руси была и остаётся частью Всемирной Православной Церкви. Отдельные церкви заболевают погрешениями различной мерой тяжести. Отец Григория Богослова подписал полуарианскую формулу. Кирилл Иерусалимский вообще слово «единосущный» не употреблял. Когда для Церкви становится греховным, неспасительным искажения Символа Веры? Когда оно утверждается Собором. Искажение Символа Веры произошло только в XVII веке.

Реплика А. Езерова: Это не так, существует огромное количество артефактов более раннего времени.

о. Даниил: Если бы русская Церковь провела Собор, на котором бы утвердила искажённый текст Символа Веры, то это был бы раскол от вселенского православия, а не ересь, так как именование Духа Святого «истинным», «аз», за который готов был умереть Аввакум, «рождена, а не сотворена», не является ересью. Раскол, как исповедание неправильного Символа Веры, отделение себя от полноты всемирного православия. Когда была обнаружена разница между первоначальным Символом Веры, они должны исправляться. Вы знаете, что он опирался на саккос митрополита Фотия.

Вопрос: В чём отличие веры старообрядцев от веры истинной Вселенской Православной Церкви?

о. Даниил: У старообрядцев существуют десятки согласий, много сект, беловодцы, климентовцы. У поповцев две иерархии. Поповцы считают беспоповцев ересью. Что правильно, так как те отрицают Евхаристию.

По Василию Великому староверы – самочинное сборище, раскол. Поэтому староверов мы принимаем через миропомазание.

У белокриницких грубо нарушено апостольское преемство иерархии, новозыбковская же иерархия может быть признана.

Верность вселенскому Символу веры и есть правое исповедание, догмат, орос, его менять нельзя.

Г. С. Чистяков: ответил на некоторые тезисы о Даниила.

То, что о. Даниил называет Вселенской Церковью, есть множество юрисдикций, многие из которых не состоят друг с другом в молитвенном и евхаристическом общении, а зато некоторые состоят в общении, например, с монофизитами.

На сегодня различных новообрядческих толков среди старостильников, катакомбников и зарубежников гораздо больше, чем у старообрядцев.

В отличии от древности, когда обливательное крещение имело исключительное значение, в современной РПЦ 75% людей крещено обливательно. На Украине есть епархии, в которых все: епископы, священники, миряне крещены обливательно. Рассказывают, что когда один священник в тех местах решил крестить ребёнка погружением, то его избил отец ребёнка, никогда такого не видевший, и решивший, что священник хочет утопить младенца.

Для оправдания обливательного крещения ссылаются на клиническое его совершение. Но ведь можно говорить и о клинической форме других таинств: исповедь перед мирянами, причащение мирянином и т. д. Давайте и эти случаи распространим на повсеместную практику.

В исключительных ситуациях, когда нет возможности выполнить все заповеди, человек может спастись и исполнением только одной из них. Так спасся на кресте разбойник, так спасались уверовавшие, но не успевшие принять крещение мученики.

Но верно и обратное. Если в условиях нормального течения жизни по небрежению и лености отвергается хоть одна заповедь, то такие считаются нарушителями всех заповедей.

Относительно трехпогружательного и однопогружательного крещения. В знаменитой книге «Оправдание обливательного крещения», изданной в петровское время по благословению Синода, приводится подложное слово, приписываемое св. Григорию Двоеслову, допускающее не только обливательное, но и однократное погружение. Эта книга до сих пор действует. Вопрос об этой книге ставился на предсоборном совещании накануне собора 1917-18 годов. Один из миссионеров предложил рассмотреть православность этой книги и предложил участникам миссионерского съезда, где он выступил об этой книге, и предложил изложенное в ней учение считать личным мнением одного из её авторов, архиепископа Феофана Прокоповича. Заметьте, он предложил не отменить эту книгу, не запретить этот взгляд, а лишь назвать его личным мнением. Но и такое предложение было решительно отвергнуто. То есть учение о равночестности погружательного, обливательного и однопогружательного крещения было подтверждено.

Что же касается вариативности молитв, то старообрядцев убивали и мучили только за одно произношение Исусовой молитвы в старой форме «Исусе Христе сыне Божии помилуй нас». То есть, вариативности в реформах патриарха Никона мы не видим.

Называть Евхаристию иконой, по-моему, не вполне православное учение.

Я впервые слышу, что патриарх Иов благословил служить литургию на вишнёвом вине.

Новообрядцы в XX веке неоднократно служили на неподобающих веществах. На ржаном хлебе, клюквенном соке, на орехах, сахарине. Кончились гонения. Новая мода пошла, так называемые миссионерские литургии. Епископ Иннокентий Иркутский служил на рыбе и воде, чукчам-де понятнее на рыбе служить. Митрополит Питирим служа в Африке, служил на кокосовом молоке, известно служение в Китае на рисовом пиве. Сейчас есть случаи, когда в тюремных храмах для уголовников служат не на вине, а на соке без алкоголя. Можно сказать, что учение о равноспасительности форм привело к тому, что всё стало искажаться, не только крещение, но и Евхаристия. Закончу словами Викентия Леринского: «Если начнут примешивать к древнему новое, к домашнему чужое, к священному непотребное, то это обычай этот по необходимости распространится по всему, так что после них по необходимости не останется ничего неповрежденного, неиспорченного, нерастленного».

о. Даниил: Вы допустили несколько случаев лжи, что недопустимо в диспуте. Епископ Иннокентий ввел в молитву «Отче наш», что, конечно, тоже недопустимо, вместо слова «хлеб» слово «рыбу», но не в литургию.

Евхаристия до пресуществления икона, после – истинное Тело и Кровь Господа.

Вы обязаны представить факты, что старообрядцам за исповедание слов «Сыне Божий, помилуй мя» рубили головы, а не голую пропаганду. Без фактов это – старообрядческие анекдоты.

Сочинение «Оправдание обливательного крещения» не является ни символической, ни вероучительной книгой. Поэтому и отменять ее незачем.

Издание книги Синодом не означает её общецерковного признания. Если сейчас Издательский Совет РПЦ издает некую книгу, то это не значит, что Собор Московской Патриархии ее признал.

Крещение однократное не признаётся Церковью. Так, мы не признаем однократное крещение баптистов.

Служение на кокосовом молоке и рисовом пиве – байка. Служение в тюрьмах на соке предлагалось администрацией исправительных учреждений, но было отвергнуто епископатом.

Что касается крещения, то патриарх Алексий II неоднократно требовал от духовенства трехпогружательного крещения, и сейчас оно совершается в большинстве храмов Москвы.

Между различными православными юрисдикциями существуют разногласия, но сохраняется евхаристическое общение. Не надо вводить слушателей в заблуждение. Юрисдикционные проблемы существовали и во время Вселенских Соборов. Унии были преодолены в древности, так же и в наши дни была преодолена Шамбезийская уния. Ереси в Церкви будут возникать до конца века, и Духом Святым они будут преодолеваться. Вспомним притчу о плевелах. Есть поле – Церковь, а из неё ушли раскольники.

Вопрос: Когда и какие справщики исказили Символ Веры?

о. Даниил: Их имена неизвестны, так как тогда книги не подписывали.

Символ Веры сохранился в подлинных актах Вселенских Соборов на греческом и латинском языках в том виде, как содержит никоновская Церковь, а не староверческие общины.

А. Езеров: Я знавал митр. Питирима (Нечаева). Один хорошо знавший его священник из Издательского отдела говорил, что м. Питирим считал служение на соке возможным.

Существовали древние, дораскольные болгарские переводы, где приведён старообрядческий Символ Веры, на который так нападал о. Даниил.

Я хочу сказать о духовном единстве вселенского православия. Например, у нас существует единство с Браиловской старообрядческой митрополией.

Духовное единство базируется на единстве предания, а не на формальном наличии евхаристического общения. Вряд ли о. Даниил станет отрицать, что многие из тех, кого он называет вселенским православием, на деле не содержат единого с ним предания. Можно привести много смачных примеров.

Г. Чистяков: О Символе Веры. Точность перевода не в точном совпадении количества слов, а в точном переводе смысла. Давайте тогда переводить, что бы и число букв совпадало. В греческом слово «кэсйoн» переводится как «истинный» и как «господствующий».

Перевод этого места в двух словах есть и у новообрядческих авторов, например, у Дмитриевского.

о. Даниил: Я вижу у вас попытку подмены. Духовное единство без единства Евхаристии – абсурд. Это отделение Духа Святого от Самого Христа. Если это не единство в каком-либо ином духе, который нам известен.

Все, кто верит в Иисуса как Христа Сына Божьего должны быть в одной Церкви, а не разделяться на деноминации. Это противно Святому Духу.

Перевод слова «кэс» будет «истинный», а «кэсйoн» — «господствующий». И не надо издеваться над языком. «кэс Iоаннŋт» переводится как «господин Иоанн», а не как «истинный Иоанн».

Глупостей немало было и в староверии, например, движение неокружников, которые считали, что именем «Иисус» именуется иной бог.

Так же и отдельные глупости в высказываниях новообрядческих иерархов не являются учение всей Церкви. До самой жатвы будут плевелы.

Мы терпим разномыслие, не рубим головы, потому что Господь всем желает спасения, в том числе и староверам.

Вопрос: Как вы относитесь к брадобритию.

о. Даниил: Ношения бороды – вопрос благочестия, но не вероучительный. Брил бороду, например, великомученик Георгий, так как состоял на военной службе.

Вопрос: В чём причина ереси старообрядцев.

о. Даниил: Старообрядчество не является ересью. Причина отделения – обрядам придали значение догматов. Из-за числа просфор, написания имя Иисуса отделяться от Церкви нелепо и невежественно.

Г. Чистяков: Книгу «Оправдание обливательного крещения» нельзя приравнивать к современным изданиям Московской Патриархии. Она издавалась во времена Петра I, а тогда ни одну книгу нельзя было издать без санкции высшей власти.

В новообрядчестве существует многовековая практика обливательного крещения. Собор 1658 года отменил решения Собора Филаретовского о перекрещенивании обливанцев.

Если в новообрядчестве будут отменены решения этих соборов и погружательно крещены все, не умеющие такого крещения епископы, священники и миряне, тогда можно будет поверить в заявления о приверженности правильному крещению.

Я с удовлетворением могу отметить, что о. Даниил не разделяет всех заблуждений РПЦ, но, к сожалению, он придерживается учения о разделении формы и содержания таинств.

К вопросу о брадобритии – это не таинство, а обычай благочестия.

А. Езеров: Неокружники не считали, что Иисус – иной бог, а считали такое написание богохульством.

о. Даниил Завершающее слово. Некорректно обвинять меня в том, что я считаю возможным изменять форму таинств. Я считаю, что по существу оно не может меняться. Я не считаю, что книги, например, Феофана Прокоповича выражают веру Церкви. Веру Церкви выражают соборы, например Собор 1666-1667 годов.

Церковь не считает обливательное крещение нормативным. Наши тексты обвиняют католиков в искажении практики Крещения. Требник говорит о погружательном Крещении, — а это официальная книга.

Вера наша заключается в исповедании Догматов Православия. Это ключевой момент. Если пойдет речь, что Иисус не Богочеловек, а человек, который сидит рядом с Троицей на небесах (как в некоторых спорных письмах Аввакума), то вопрос о том, каким образом крестить — безразличен, т.к. это уже не Православие, а несторианство. А вот то, что акцент ставится на вторичном, не описывая первичного — это очень плохо.

Надеюсь, что собеседования наши будут продолжаться так же в спокойном режиме. Я рад, что староверческая сторона проявила великолепную выдержку. Благодарю представителей Вселенского Православия, которые также не возмущались и не восклицали. Так что, надеюсь, что Всемирная Православная Церковь и раскольнические сообщества смогут и в дальнейшем вести переговоры в духе кротости и смирения.

1. Древлеправославное учение о времени преложения святых даров коренным образом отличается от новообрядческого и католического. Католики учат, что хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Христову после так называемых установительных слов Господа произносимых священником: «Accipite, manducate, hoc est enim corpus Meum», [Приимите, ядите, сие есть Тело Мое]. После новообрядческого раскола этому же латинскому учению стали учить и сами новообрядцы. Книга «Жезл» благословленная собором 1666-1667 годов приводила искаженные слова Иоанна Златоуста «Не человек бо есть творяй предлежащая быти Тело Христово, но Сам распныйся о нас Христос, образ исполняя точию стоит иерей и приносит мольбу, и глаголы оны вещает, благодать же и сила Божия есть вся сила соделовающая, сие есть Тело Мое, рече: сей глагол предложенный претворя­ет. … Се яве есть яко сими словесы таинство евхаристии совершается». (Полоцкий С. Жезл.... Изд. 3-е. Ч. 1. Л. 46. и 46 об.). Латинская формула совершения Литургии была введена в Служебник 1655 года и последующие. Позже при патриархе Иоакиме, это латинское учение было обнаружено, соборно осуждено и проклято. Однако вместо этого новообрядцы придумали новую ересь. Патриарх Иоаким и его соборы постановили, что Святые Дары прелагаются в Тело и Кровь Христову после других слов, а именно, после призывания Святаго Духа в виде молитвы известной под наименованием «эпиклеза». Чтобы совершенно утвердить это учение патрирах Иоаким на одном из соборов проклял так называемую «хлебопоклонническую ересь», которая, по мнению новообрядцев, выражалась в богослужебных поклонах простому хлебу и вину. По учению новообрядных соборов ими якобы являлось евхаристическое приношение до молитвы эпиклезы.

Древлеправославное же учение говорит о том, что и установительные слова Спасителя, и молитва епиклезы важны и необходимы при совершении литургии. Однако, преложение хлеба и вина в плоть и кровь Христову происходит не в какой-то определенный «магический» момент таинства, а в процессе всего последования Евхаристии. Невозможно допустить мысли, что действие Святаго Духа во время Литургии связано лишь с моментом произнесения молитвы епиклезы. Это прошение только завершает таинство. Поэтому-то участники богослужения, как священнослужители, так и миряне поклоняются Дарам с первых молитвословий евхаристического богослужения. Это является причиной того, что согласно православному преданию запрещается прерывать анафору, а если она будет прервана по каким-то экстраординарным внешними причинам, то освященные дары не будут считаться простым хлебом и вином.

2.Евхаристическое богослужение с первых времен хри­стианства в разных исторических источниках фигурировало под самыми различными именами: Господня Вечеря, преломление хлеба, приношение, призывание, Соеnа [Вечеря], Coena Dominica [Вечеря Господ­ня], Mensa Domini [Трапеза Господня], oblatio [приношение], fractio [преломление], liturgia [литургия (от греч. "общее дело")], anaphora [анафора (от греч. "возношение")], agape [агапа (от греч. "любовь")], synaxis [синаксис (от греч. "собрание")], и так далее. Каждое из этих выражений более или менее полно отражало определенную сторону Евхаристии, однако полностью отразить сущность этого таинства, человеческим языкам не дано.

3. Энкратит, гипераскет – человек, исповедующий полный отказ от плотских удовольствий, включая потребление вина, а иногда мяса и рыбы.

4. (Сап. 815). (цит. по Керн К. С. 117)

5. Ученики Апполинария Лаодиксийокого, подобно новобрядцам, ради распространения своей ереси пошли на сознательный подлог. Ими были составлены «тетради» с апологетикой и проповедью ереси и приписанные Григорию Чудотворцу, Афанасию Великому, римским папам Юлию, Дионисию, Феликсу. Эти «тетради» смущали Церковь в течение нескольких столетий и принимались на веру многими простодушными.

6. Максим Грек преподобный. Творения. Т. 2. с. 118.

7. Творения преподобного Иоанна Дамаскина. «Индрик» 2002. С. 301.

8. Шахов М. О. Старообрядческое мировоззрение. М. 2001. С. 113.

9. Поморские ответы. Отв. 34, л. 152 об.