Можно было бы
не проявлять беспокойства о том, каковы богословские взгляды о. Симеона
Дурасова до тех пор, пока он не объявил их публично. И поскольку действия
ближнего всегда следует истолковывать скорее в лучшую сторону, чем в худшую, то
хотелось оправдывать его шаги и обстановкой того времени, и чисто
по-человечески. Но вот он заговорил, я имею в виду открытое послание, с которым
он обратился к Церкви. После этого уже исчезли всякие иллюзии. Читая его
строки, каждый мыслящий православно человек скажет: среди нас волк! Взгляните
теперь, что он пишет: «Аз, недостойный священноинок Симеон, исповедую сице: Старообрядческая
Церковь Белокриницкой иерархии, к которой я принадлежу, а также
Древлеправославная Церковь (Новозыбковская) Русская Православная Церковь
Московского Патриархата, с православными Патриархиями Востока, Балкан и Грузии,
Русская Зарубежная Церковь и греческие старостильные синоды - все это суть
части одной и той же греко-восточной Церкви … Хотя некоторые из этих частей
разделены … но объединяет их общая догматика, общая иерархическая
преемственность, общие исторические судьбы, общий канонический и литургический
строй, общая византийская культурная основа. Эти церкви по отношению друг к
другу - поместные общины, это части, члены единого Тела Христова. Ни одна из
них не может объявлять себя Телом Христовым во всей его полноте».
Таким образом, он делает вывод о равнозначности церквей преимущественно на основании общности догматического учения, апостольской преемственности и культурной базы. Но достаточны ли эти посылки для умозаключения об отношении представленных конфессий друг к другу, как поместных общин и об их участии в единой Вселенской Церкви как частей, из которых она состоит?
Во-первых, культурным единством следует сразу же пренебречь, ибо такой фактор никогда не принимался во внимание святыми отцами, коль скоро шла речь о погрешительных мнениях. И всюду, где о. Симеон так настойчиво переводит стрелки на культуру, имеет место логическая подмена тезиса, когда вместо обстоятельных аргументов по теме он пускается в длинные рассуждения о культурных вкладах разных народов и о их богослужебной самобытности. Заметим, что разделяет нас не богослужебная самобытность, а различное понимание Православия. А о следующем за тем скажем, что общая догматическая основа еще не гарантирует чистоты Православия, если отступничество выражается не в изменении догматов веры, а в подмене церковного Предания. Об этом косвенно свидетельствует и сам о. Симеон, когда исключает из списка избранных им конфессий новостильников, которым за календарную реформу он отказал в православии. Но отступничество не обязательно может прослеживаться даже в изменении Предания, оно может проявиться и в расколе, и в раздоре церковном. Согласно святоотеческому определению, раскол приравнивается к ереси. Что ересь погибельна, о. Симеон хорошо знает, и сам об этом пишет. А вот когда речь идет о расколах и раздорах, он явно непоследователен. Тогда как либо по неграмотности, либо в ослеплении он не видит то, что любое разделение ставит общины во взаимоисключающее положение друг к другу. И эта особенность канонического взаимоисключения не дает никакого права вести речь о разделившихся как о частях единой Церкви. Потому что истина только одна, одна и Церковь. А кто лишает себя истины, тот лишается и Церкви. И разделения Церкви не бывает, и быть не может. Поэтому в случае ереси или раскола не Церковь разделяется, как думает о. Симеон, а происходит отпадение от истинной Церкви лжемудрствующих. Соответственно, толпа взаимных раскольников не может в совокупности составлять Вселенскую Церковь, но обязательно Церковь будет представлена только одной, единственно истинной «организацией»[1]. Так было во все времена: достаточно исследовать святоотеческие писания о разделениях древних времен. Я обращаю внимание на то, что мы сейчас рассуждаем больше о расколах или раздорах, чем о ересях, дабы у исследующих книги не возникло искушение о. Симеона относить сказанное только в адрес догматических нарушений. Святые отцы упоминают и расколы, осужденные в древности, но не имевшие расхождения с истинной верой. Таковы, например, наватиане и мелетиане. Причем о наватианах Вальсамон и Зонара в толковании на восьмое правило Первого вселенского собора пишут: «Наватиане относительно веры не погрешали». И Тимофей, презвитер Великой церкви, говорит: «Мелетиане еретицы третьяго чина, но злославни не суть». А Наватианами Церковь связывали общие судьбы, они одинаково были гонимы арианами, и культурная среда у них была та же, и прочие критерии, названные о. Симеоном, присутствовали. Теперь же пусть он нам ответит, а была ли у этих еретиков с Церковью общей евхаристическая чаша? Что они тоже совершали службу безкровной жертвы - нам это известно. Но отсюда еще не следует утверждение евхаристического единства с раскольниками, провозглашенного о. Симеоном, который пишет, что у перечисленных им конфессий - общая чаша, чем пытается обосновать их единство. Между тем, чаша как раз и не общая. Пусть он знает, что общей бывает чаша в том, и только в том случае, если церкви допускают возможность совместной молитвы, совместного причащения и совместного литургисания. Иначе, если все это объявляется невозможным, то имеет место не единство чаши, а отсутствие евхаристического общения. Совсем как в случае конфессий, провозглашенных о. Симеоном единой Вселенской Церковью. К этому добавим высказывание Карфагенского собора: «Хотя бы раскольники и не погрешали относительно догматов, но поелику Глава тела Церкви, по божественному апостолу, Христос, Которым живут и от Которого приемлют духовный рост все члены. А они, как отторгшиеся от тела Церкви, уже не имеют пребывающей в них благодати Святаго Духа». Как нам теперь отнестись к утверждению о. Симеона о спасительности и благодатности названных им раскольников? Ответим попутно и на вопрос о действенности их литургической жертвы. Карфагенский собор: «… в единстве Святой Церкви спасительно приемлются все таинства, вечные и животворящие, впрочем, пребывающих в ереси подвергают великому осуждению и казни…» (правило 68). Августин: «Еретики и раскольники, удалившиеся от единства сего тела, которое апостол называет: едино тело есмы мнози, могут тоже принимать таинство (тела и крови Христовой), но не в пользу себе, а во вред, наипаче дабы тяжчае им быть осужденным. Ибо они не состоят в оном союзе мира, который в оном изображается таинстве» (Августин, «О граде Божием», кн. 20, гл. 20). Таким образом, таинства раскольников, хотя и могут совершаться, но для них не спасительны.
Следовательно можно утверждать, что ереси и расколы, даже и все в совокупности, - это не Церковь, и не могут быть ею. Кто остается вне Церкви и не присоединяется к ней через покаяние, есть еретик, и находится вне спасительного церковного общения. Вопреки этому весьма невежественно отстаивать утверждение, будто перед Богом всё равно все едины, и якобы до Бога человеческие заборы не дорастают. Ибо Небеса и Земля не порознь существуют, поскольку связанное на Земле связывается и на Небе, а что разрешается на Земле, то разрешается и на Небе; продолжим: и что разделяется на Земле, то в разделении и на Небе. И общающийся с ересью на Земле признается еретиком и на Небе.
Признать конфессии, перечисленные о. Симеоном, в качестве поместных общин единой Церкви невозможно даже с чисто административных позиций уже хотя бы потому, что они существуют параллельно на канонической территории друг друга. Как называется подобное сосуществование? Открой Кормчую, и прочитаешь: раскол или раздор.
Далее он пишет, что единая Кафолическая Церковь не может сужаться до размеров поместной общины, и что будто бы, утверждающие обратное, оскорбляют Святаго Духа Божия. Здесь о. Симеон употребляет просто демагогический прием, спекулируя именем Божиим. А до каких пределов в состоянии сужаться Святая Вселенская Церковь, до поместных, или еще более узких, пусть он спросит святого Максима. Когда монофелиты вопрошали исповедника: «Какой церкви ты? Византийской, Римской, Антиохийской, Александрийской или Иерусалимской? Вот, все эти церкви с подвластными им епархиями объединились между собой. Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к Кафолической Церкви, то соединись со всеми». «Если даже вся Вселенная будет в общении с вами, я один не буду», - сказал святой. Разве святой Максим оскорблял Духа Божия, допуская подобное сужение пределов Кафолической Церкви? Но мы знаем, что ему объясняли необходимость воссоединения икономией - для сохранения церковного мира. И что же святой Максим? Он отказался от мнимой кафоличности ради кафоличности единой истинной Церкви, которую он представлял в своем лице. Так и нас о. Симеон пытается увещать аргументами численности. Но «не по большинству определяется Церковь», - пишет Арсений Уральский. И даже внешние говорят, что «соборность Церкви не есть количественное, но качественное понятие». И даже Осипов пишет, что «соборность Церкви не зависит от количества ее членов, территориальной распространенности и других эмпирических условий». Напрасно о. Симеон толкует и о различии народов. Сейчас уже почти не осталось чисто национальных конфессий. Это известно всем. В основе противоречий между конфессиями находится не самобытность разнообразных форм богопочитания, а несходство представлений о Православии как таковом.
О. Симеон нас упрекает, что мы не понимаем смысла ектении, в которой молимся о соединении всех церквей. Но в ектении «о благостоянии святых Божиих Церквей и совокуплении их всех» мы молимся о единстве только наших православных общин, а не всех вообще, причисляющих себя к православным. Церковь, которая уклоняется в ересь или раскол, уже не может именоваться святой по смыслу ектении, но называется отступнической, стремиться к единению с которой - значит предавать веру. И молиться об этом - значит молиться, чтобы Бог соединил нас со Своими врагами. В самом деле, о. Симеон не заметил слов «святых Божиих». Раскольники и раздорники - не святые, и не Божии, и даже не церкви, а скопища, по определению святых отцов. Неужели можно так наивно заблуждаться, чтобы дойти до утверждения, что в этой ектении мы молимся о единстве с раскольниками! Хорош пастырь, который так учит!
Интересен и тот способ, которым пользуется о. Симеон для того, чтобы установить истину. Он пишет: «Так какая же разница, - спросят меня, - между исповедниками правых учений и теми, которые в чем-то погрешают против веры? Разница огромная, ибо правое учение исходит от Премудрости Божией, а всякая ложь - от диавола». Вот и всё! Понятно? Но как тогда о. Симеон отличит одно от другого, ведь и демон является в облике ангела света? Где гарантия, что там, где он усматривает действие Премудрости Божией, в действительности не скрываются силы зла. И напротив, заклейменное им неприязнью в действительности не окажется поруганной истиной? С тех пор, как мир наполнился заблуждениями, христианам свойственно мыслить более конкретными категориями, а к красивые и ни к чему не обязывающие фразы особенно любят протестанты и те же самые экуменисты, которые все аргументы святых отцов будут опровергать «любовью, благодатью и истиной». Чего ни доказывать, ни опровергать не возможно в силу предельной иррациональности и обобщенности подобных утверждений, состоящих из такой демагогии. Но таков стиль мышления о. Симеона, так же побеждающий логику и свидетельство Предания «благодатью, любовью и культурными вкладами разных народов», перед чем бессильны законы мышления и смолкают книги. Поэтому решительно отвергнем беззаконную любовь, ложную премудрость и фальшивую кафоличность, которые он нам предлагает.
Теперь остается исследовать происхождение и природу того новоиспеченного учения, которое провозглашает о. Симеон. Он пишет, что его учение не вновь изобретено, что он всего лишь «… развил положения Окружного послания 1862 года, высказав их в более прямой и обобщенной форме». Однако надо было употребить значительное насилие над этим документом и провести уж слишком глобальные обобщения, чтобы умудриться извлечь из него подобные выводы. На самом деле, Окружное послание здесь вовсе не при чем. В нем только опровергаются беспоповские домыслы и утверждается, что у новообрядцев сохранилось догматическое учение по основным предметам христианской веры, и не более. Что же касается истории, связанной с появлением Окружного послания 1862 года, то всем хорошо известна «правая» на него реакция в виде раскола неокружников. А нынче о. Симеон открывает новую страницу в виде своей «ультралевой» реакции. У святых отцов сказано, что путь добродетели - это середина между недостатком и излишеством. Например, целомудрие находится между окаменением и распущенностью, правда - между коварством и неразумием, и так далее. Необходимо заметить, что такая закономерность прослеживается как в нравственном богословии, так и в каноническом. Потому-то мы с Окружным посланием, в середине, неокружники были справа, тяготея к беспоповским взглядам, а о. Симеон оказался по левую сторону, примагниченный никонианами. Те были неокружниками, а его, мы не ошибемся, если назовем «сверхокружиком», или «узким экуменистом». Ни у древних отцов, ни у поздних наших богословов вы не встретите и намека на учение, аналогичное взглядам о. Симеона на Церковь. Это говорит лишь о том, что наша Православная старообрядческая Церковь, к которой причисляет себя о. Симеон, никогда не содержала подобных мудрований. Таким образом, его учение все-таки новое, и чуждое Православию, как противоречащее святоотеческому.
Теперь необходимо разъяснить, почему я называю его узким экуменистом. Небольшой экскурс: все экуменические теории имеют одну общую канву. Они исповедуют, что у всех христианских конфессий одинаковая природа и все они спасительны, но ни одна из них не является самодостаточной, исключительно истинной, что они взаимодополняют друг друга, а разница обрядов и теоретически-богословских формул не существенна для духовной жизни, опыт которой у всех кажется издали одинаковым. И поэтому все видимые разделенные христианские общины есть лишь части одной невидимой Церкви. Это классический экуменизм, то есть тот самый, который о. Симеон отвергает и анафематствует. А собственный его экуменизм - узкий - распространяется только на конфессии, называющие себя православными, и соответствующие выделенным им признакам. Поэтому мы по достоинству именуем его «сверхокружником», или «узким экуменистом» восточного толка. Но и те конфессии, которые он невидимо соединяет, далеко не все придут в восторг от взаимного общения в «благодати», которое о. Симеон им навязывает. Несмотря на это, его миролюбие таково, что одинаково примиряет всех, невзирая на возражения. Жаль, только новостильники и римокатолики его так обидели, что не хватило на них братской любви. Зато теперь никто не сможет назвать его традиционным экуменистом. Однако собратия о. Симеона по церкви из Московской Патриархии такой узостью не грешат. И в лице Свято-Тихоновского института заступятся за папистов. Они популярно объяснят о. Симеону, что католики догматов не нарушали, что произошла всего лишь историческая ошибка и недоразумение, что вообще с той стороной все в порядке. Так что теперь, если кто-нибудь пожелает принять постриг у католиков и обратится с этой целью к униатам восточного обряда, то присоединят его обратно чисто символически, без особых формальностей. Да и Ориген у тихоновцев уже почти реабилитирован - тоже святые отцы, оказывается, ошиблись, по недоразумению, по причине отсутствия паровоза и Интернета. Так что за исключением этой досадной узости, в остальном его учение вместе с духовно-культурными вкладами и индивидуальной миссией каждой конфессии, или, как он выражается, «индивидуальным заданием» свыше, с точностью вписывается в стандартную экуменическую схему. Сюда же относится его понимание различных конфессий как отдельных школ православного христианства и вывод о том, что Вселенская Церковь состоит из множества разделений. Разница между обычным экуменизмом и его собственным заключается всего лишь в том, что обычный экуменизм пытается примирить все ереси и расколы, а экуменизм о. Симеона - только некоторые. Но святые отцы знают только один способ примирения: та сторона которая удалилась в ересь или раскол, должна обратиться к Церкви с покаянием и быть принятой в единство общения сообразно мере своего отступничества. Никаких иных форм и способов восстановления единства на протяжении всей истории Христова Церковь не знала. Но вот появились экуменисты, которые стали учить о взаимном признании разделенных сторон. Так под прикрытием идеи единства они на самом деле учат, что Церковь в себе разделена на многие части, что само по себе еретично.
Здесь уместно вспомнить, что о. Симеон совсем недавно был присоединен к Церкви третьим чином. Что же означает это присоединение? Прежде всего, это покаяние, и человек, который присоединяется, тем самым свидетельствует, что он был в разделении с Церковью, и сожалеет об этом. Иначе что же еще может означать присоединение к Церкви? Но вот незадача: о. Симеон-то считает, что он никуда из Церкви и не уходил. Возникает вопрос: если он никуда не уходил, то для чего же тогда надо было воссоединяться? Разумеется, никто не говорит, что он официально переходил под чей-то омофор. Но помолившийся с отлученным - сам отлучен, хотя бы даже только дома молился (10-е правило свв. апостол). А о. Симеон не только молился, но принял и постриг, что даже больше, чем просто молиться, и при этом еще наивно полагает, что одновременно пребывал в нашей Церкви! Да, по его «теории вселенского православия», это так. Но по законам апостольской Церкви - иначе. А если он по-другому считает, то зачем тогда было нужно присоединяться? Зачем лицемерить? Очень просто: затем же, за чем и апостол Павел обрезал Тимофея: чтобы быть всем для всех и всех приобрести. Только за иудействующих о. Симеон держит нас с вами и пытается таким образом лечить от узкоконфессионального средневекового типа мышления. Потомки оценят его снисхождение к нашему невежеству как икономию мира ради церковного.
Интересно узнать из его сочинения, что о. Симеона нисколько не убеждают аргументы нашей Церкви по вопросу 180-летнего отсутствия епископов, высказанные старообрядческими апологетами. Неубедителен для него и пример св. Максима Исповедника. Отсутствие епископата укоризненно для тех, кто в силу своего зловерия и лжеучения отвергает церковную иерархию, но нельзя этого инкриминировать тем, кто оставался без епископов не по своей вине, как невозможно этим укорить и св. Максима Исповедника. И не существует принципиальной разницы - один ли день или 180 лет оставаться без епископов. Если же принять утверждение о. Симеона о том, что мы имели тогда своих епископов в лице отступников-никониан, то сам о. Симеон справедливо окажется раскольником, как отступивший от этих самых его законных епископов и принявший белокриницкую иерархию. Или же он, наоборот раскольник по отношению к нам как объявляющий православными епископов той церкви, с которой мы прервали общение. Итак, змея кусает свой хвост.
Можно и дальше удивляться подобной близорукости, тому как он не перестает укорять и обвинять нашу Церковь в упадке, фарисействе и прочем. А между строк - превозносит современных новообрядцев, не замкнутых на обряде, подобно нам, и, в отличие от нас, имеющих, по его мнению, духовные дарования, которых мы лишены. Если бы он открыл глаза пошире и осмотрелся бы вокруг, то, вероятно, смог бы увидеть, каково действительное состояние этих конфессий и народов. Как на фоне почти поголовного обмирщения они практически утратили признаки православной церковности и потеряли вообще всякое представление о Священном Предании. Да, у нас сейчас невиданный упадок и такое же обмирщение. Но в отличие от никониан мы еще держимся и имеем то главное, что отличает Православие от инославия: верность православному Преданию, все-таки соборность и стремление сообразовывать церковную жизнь с канонами, не говоря уже о соблюдении постов, элементарной покаянной дисциплине и уставном совершении таинств и богослужений, то есть то, что практически отсутствует в поименованных у него «православных» церквах. Неужели теперь нам не достает «передового» духовного опыта внешних, а также их «благодатных» дарований? Да, не черпают у нас ведрами мира, не беснуются кликуши на массовых сеансах экзорцизма, не наставляют наших верующих прозорливые старцы-пустосвяты, не вещают лжепророчествующие, не валят толпами туристы-паломники в наши монастыри. Да и монастырей-турбаз нам явно не хватает, а то бы мы враз просветили Вселенную. А теперь - сидеть нам в своей нише со своим одиноким талантом и стараться прилежно выполнять «индивидуальное задание» свыше, как выражается о. Симеон, внося свой культурно-этнический кирпичик в фасад «всемирного православия». Еще корит он нас беспоповскими взглядами и приписывает нам не только их апокрифы о последних временах, но и великороссийские пророчества. А это уже совсем не по адресу. С такими обличениями пусть отправляется куда-нибудь на Преображенское.
Не щедр о. Симеон для нас. И талант из притчи Господней нам только один уделил, а остальные - щедро раздал конфессиям вселенского единства. Отчего же для нас он так скуп? Потому что, согласно его богословской системе, на нас в сравнении с другими приходится слишком мало географических и демографических единиц. Поэтому нечего задирать голову, считая себя единственно православными. Такова его аргументация «от географии». Как здесь устоять при таком естественно-научном подходе к таинственному телу Церкви? Только ему невдомек, что видимое телесными очами - это всего лишь малая часть церковного здания. Слепой духовно не способен увидеть за горсткой людей Вселенскую Церковь. Пусть знают те, кто смотрит только на внешность, что в ограде предания Церкви за этими немногими, видимыми всеми слабыми людьми стоит Небесная Церковь всех святых и в вере почивших. Если на земле она уменьшается, то на небесах она возрастает, и те люди, которыми была богата Церковь, ушли не в небытие, а переселились на небо. Поэтому географию Церкви способен измерить только Господь, а на земле о. Симеон видит только немного ничем не выдающихся людей в окружении инославного мира, и очень его смущает, что эти немногие выдают себя за единственно истинную вселенскую православную Церковь. Трудно ему различить за горстью людей все невидимое преставившееся на небеса человечество верных вместе с ангельскими силами. Как будто не читал он у святых отцов, что вся небесная Церковь дожидается только немногих из земных, кто дополнит число, известное Богу. А вся остальная вселенная идет широким путем, который ведет отнюдь не на небо. Не потому, что так хочется старообрядцам, а потому что люди сами избрали этот путь, и примирение здесь неуместно. Меч Господень разлучает с миром, а соединяет верных Его любовь в церковной ограде. Не в многолюдстве толпы соборность, а в чистоте Православия.
Таким образом, он делает вывод о равнозначности церквей преимущественно на основании общности догматического учения, апостольской преемственности и культурной базы. Но достаточны ли эти посылки для умозаключения об отношении представленных конфессий друг к другу, как поместных общин и об их участии в единой Вселенской Церкви как частей, из которых она состоит?
Во-первых, культурным единством следует сразу же пренебречь, ибо такой фактор никогда не принимался во внимание святыми отцами, коль скоро шла речь о погрешительных мнениях. И всюду, где о. Симеон так настойчиво переводит стрелки на культуру, имеет место логическая подмена тезиса, когда вместо обстоятельных аргументов по теме он пускается в длинные рассуждения о культурных вкладах разных народов и о их богослужебной самобытности. Заметим, что разделяет нас не богослужебная самобытность, а различное понимание Православия. А о следующем за тем скажем, что общая догматическая основа еще не гарантирует чистоты Православия, если отступничество выражается не в изменении догматов веры, а в подмене церковного Предания. Об этом косвенно свидетельствует и сам о. Симеон, когда исключает из списка избранных им конфессий новостильников, которым за календарную реформу он отказал в православии. Но отступничество не обязательно может прослеживаться даже в изменении Предания, оно может проявиться и в расколе, и в раздоре церковном. Согласно святоотеческому определению, раскол приравнивается к ереси. Что ересь погибельна, о. Симеон хорошо знает, и сам об этом пишет. А вот когда речь идет о расколах и раздорах, он явно непоследователен. Тогда как либо по неграмотности, либо в ослеплении он не видит то, что любое разделение ставит общины во взаимоисключающее положение друг к другу. И эта особенность канонического взаимоисключения не дает никакого права вести речь о разделившихся как о частях единой Церкви. Потому что истина только одна, одна и Церковь. А кто лишает себя истины, тот лишается и Церкви. И разделения Церкви не бывает, и быть не может. Поэтому в случае ереси или раскола не Церковь разделяется, как думает о. Симеон, а происходит отпадение от истинной Церкви лжемудрствующих. Соответственно, толпа взаимных раскольников не может в совокупности составлять Вселенскую Церковь, но обязательно Церковь будет представлена только одной, единственно истинной «организацией»[1]. Так было во все времена: достаточно исследовать святоотеческие писания о разделениях древних времен. Я обращаю внимание на то, что мы сейчас рассуждаем больше о расколах или раздорах, чем о ересях, дабы у исследующих книги не возникло искушение о. Симеона относить сказанное только в адрес догматических нарушений. Святые отцы упоминают и расколы, осужденные в древности, но не имевшие расхождения с истинной верой. Таковы, например, наватиане и мелетиане. Причем о наватианах Вальсамон и Зонара в толковании на восьмое правило Первого вселенского собора пишут: «Наватиане относительно веры не погрешали». И Тимофей, презвитер Великой церкви, говорит: «Мелетиане еретицы третьяго чина, но злославни не суть». А Наватианами Церковь связывали общие судьбы, они одинаково были гонимы арианами, и культурная среда у них была та же, и прочие критерии, названные о. Симеоном, присутствовали. Теперь же пусть он нам ответит, а была ли у этих еретиков с Церковью общей евхаристическая чаша? Что они тоже совершали службу безкровной жертвы - нам это известно. Но отсюда еще не следует утверждение евхаристического единства с раскольниками, провозглашенного о. Симеоном, который пишет, что у перечисленных им конфессий - общая чаша, чем пытается обосновать их единство. Между тем, чаша как раз и не общая. Пусть он знает, что общей бывает чаша в том, и только в том случае, если церкви допускают возможность совместной молитвы, совместного причащения и совместного литургисания. Иначе, если все это объявляется невозможным, то имеет место не единство чаши, а отсутствие евхаристического общения. Совсем как в случае конфессий, провозглашенных о. Симеоном единой Вселенской Церковью. К этому добавим высказывание Карфагенского собора: «Хотя бы раскольники и не погрешали относительно догматов, но поелику Глава тела Церкви, по божественному апостолу, Христос, Которым живут и от Которого приемлют духовный рост все члены. А они, как отторгшиеся от тела Церкви, уже не имеют пребывающей в них благодати Святаго Духа». Как нам теперь отнестись к утверждению о. Симеона о спасительности и благодатности названных им раскольников? Ответим попутно и на вопрос о действенности их литургической жертвы. Карфагенский собор: «… в единстве Святой Церкви спасительно приемлются все таинства, вечные и животворящие, впрочем, пребывающих в ереси подвергают великому осуждению и казни…» (правило 68). Августин: «Еретики и раскольники, удалившиеся от единства сего тела, которое апостол называет: едино тело есмы мнози, могут тоже принимать таинство (тела и крови Христовой), но не в пользу себе, а во вред, наипаче дабы тяжчае им быть осужденным. Ибо они не состоят в оном союзе мира, который в оном изображается таинстве» (Августин, «О граде Божием», кн. 20, гл. 20). Таким образом, таинства раскольников, хотя и могут совершаться, но для них не спасительны.
Следовательно можно утверждать, что ереси и расколы, даже и все в совокупности, - это не Церковь, и не могут быть ею. Кто остается вне Церкви и не присоединяется к ней через покаяние, есть еретик, и находится вне спасительного церковного общения. Вопреки этому весьма невежественно отстаивать утверждение, будто перед Богом всё равно все едины, и якобы до Бога человеческие заборы не дорастают. Ибо Небеса и Земля не порознь существуют, поскольку связанное на Земле связывается и на Небе, а что разрешается на Земле, то разрешается и на Небе; продолжим: и что разделяется на Земле, то в разделении и на Небе. И общающийся с ересью на Земле признается еретиком и на Небе.
Признать конфессии, перечисленные о. Симеоном, в качестве поместных общин единой Церкви невозможно даже с чисто административных позиций уже хотя бы потому, что они существуют параллельно на канонической территории друг друга. Как называется подобное сосуществование? Открой Кормчую, и прочитаешь: раскол или раздор.
Далее он пишет, что единая Кафолическая Церковь не может сужаться до размеров поместной общины, и что будто бы, утверждающие обратное, оскорбляют Святаго Духа Божия. Здесь о. Симеон употребляет просто демагогический прием, спекулируя именем Божиим. А до каких пределов в состоянии сужаться Святая Вселенская Церковь, до поместных, или еще более узких, пусть он спросит святого Максима. Когда монофелиты вопрошали исповедника: «Какой церкви ты? Византийской, Римской, Антиохийской, Александрийской или Иерусалимской? Вот, все эти церкви с подвластными им епархиями объединились между собой. Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к Кафолической Церкви, то соединись со всеми». «Если даже вся Вселенная будет в общении с вами, я один не буду», - сказал святой. Разве святой Максим оскорблял Духа Божия, допуская подобное сужение пределов Кафолической Церкви? Но мы знаем, что ему объясняли необходимость воссоединения икономией - для сохранения церковного мира. И что же святой Максим? Он отказался от мнимой кафоличности ради кафоличности единой истинной Церкви, которую он представлял в своем лице. Так и нас о. Симеон пытается увещать аргументами численности. Но «не по большинству определяется Церковь», - пишет Арсений Уральский. И даже внешние говорят, что «соборность Церкви не есть количественное, но качественное понятие». И даже Осипов пишет, что «соборность Церкви не зависит от количества ее членов, территориальной распространенности и других эмпирических условий». Напрасно о. Симеон толкует и о различии народов. Сейчас уже почти не осталось чисто национальных конфессий. Это известно всем. В основе противоречий между конфессиями находится не самобытность разнообразных форм богопочитания, а несходство представлений о Православии как таковом.
О. Симеон нас упрекает, что мы не понимаем смысла ектении, в которой молимся о соединении всех церквей. Но в ектении «о благостоянии святых Божиих Церквей и совокуплении их всех» мы молимся о единстве только наших православных общин, а не всех вообще, причисляющих себя к православным. Церковь, которая уклоняется в ересь или раскол, уже не может именоваться святой по смыслу ектении, но называется отступнической, стремиться к единению с которой - значит предавать веру. И молиться об этом - значит молиться, чтобы Бог соединил нас со Своими врагами. В самом деле, о. Симеон не заметил слов «святых Божиих». Раскольники и раздорники - не святые, и не Божии, и даже не церкви, а скопища, по определению святых отцов. Неужели можно так наивно заблуждаться, чтобы дойти до утверждения, что в этой ектении мы молимся о единстве с раскольниками! Хорош пастырь, который так учит!
Интересен и тот способ, которым пользуется о. Симеон для того, чтобы установить истину. Он пишет: «Так какая же разница, - спросят меня, - между исповедниками правых учений и теми, которые в чем-то погрешают против веры? Разница огромная, ибо правое учение исходит от Премудрости Божией, а всякая ложь - от диавола». Вот и всё! Понятно? Но как тогда о. Симеон отличит одно от другого, ведь и демон является в облике ангела света? Где гарантия, что там, где он усматривает действие Премудрости Божией, в действительности не скрываются силы зла. И напротив, заклейменное им неприязнью в действительности не окажется поруганной истиной? С тех пор, как мир наполнился заблуждениями, христианам свойственно мыслить более конкретными категориями, а к красивые и ни к чему не обязывающие фразы особенно любят протестанты и те же самые экуменисты, которые все аргументы святых отцов будут опровергать «любовью, благодатью и истиной». Чего ни доказывать, ни опровергать не возможно в силу предельной иррациональности и обобщенности подобных утверждений, состоящих из такой демагогии. Но таков стиль мышления о. Симеона, так же побеждающий логику и свидетельство Предания «благодатью, любовью и культурными вкладами разных народов», перед чем бессильны законы мышления и смолкают книги. Поэтому решительно отвергнем беззаконную любовь, ложную премудрость и фальшивую кафоличность, которые он нам предлагает.
Теперь остается исследовать происхождение и природу того новоиспеченного учения, которое провозглашает о. Симеон. Он пишет, что его учение не вновь изобретено, что он всего лишь «… развил положения Окружного послания 1862 года, высказав их в более прямой и обобщенной форме». Однако надо было употребить значительное насилие над этим документом и провести уж слишком глобальные обобщения, чтобы умудриться извлечь из него подобные выводы. На самом деле, Окружное послание здесь вовсе не при чем. В нем только опровергаются беспоповские домыслы и утверждается, что у новообрядцев сохранилось догматическое учение по основным предметам христианской веры, и не более. Что же касается истории, связанной с появлением Окружного послания 1862 года, то всем хорошо известна «правая» на него реакция в виде раскола неокружников. А нынче о. Симеон открывает новую страницу в виде своей «ультралевой» реакции. У святых отцов сказано, что путь добродетели - это середина между недостатком и излишеством. Например, целомудрие находится между окаменением и распущенностью, правда - между коварством и неразумием, и так далее. Необходимо заметить, что такая закономерность прослеживается как в нравственном богословии, так и в каноническом. Потому-то мы с Окружным посланием, в середине, неокружники были справа, тяготея к беспоповским взглядам, а о. Симеон оказался по левую сторону, примагниченный никонианами. Те были неокружниками, а его, мы не ошибемся, если назовем «сверхокружиком», или «узким экуменистом». Ни у древних отцов, ни у поздних наших богословов вы не встретите и намека на учение, аналогичное взглядам о. Симеона на Церковь. Это говорит лишь о том, что наша Православная старообрядческая Церковь, к которой причисляет себя о. Симеон, никогда не содержала подобных мудрований. Таким образом, его учение все-таки новое, и чуждое Православию, как противоречащее святоотеческому.
Теперь необходимо разъяснить, почему я называю его узким экуменистом. Небольшой экскурс: все экуменические теории имеют одну общую канву. Они исповедуют, что у всех христианских конфессий одинаковая природа и все они спасительны, но ни одна из них не является самодостаточной, исключительно истинной, что они взаимодополняют друг друга, а разница обрядов и теоретически-богословских формул не существенна для духовной жизни, опыт которой у всех кажется издали одинаковым. И поэтому все видимые разделенные христианские общины есть лишь части одной невидимой Церкви. Это классический экуменизм, то есть тот самый, который о. Симеон отвергает и анафематствует. А собственный его экуменизм - узкий - распространяется только на конфессии, называющие себя православными, и соответствующие выделенным им признакам. Поэтому мы по достоинству именуем его «сверхокружником», или «узким экуменистом» восточного толка. Но и те конфессии, которые он невидимо соединяет, далеко не все придут в восторг от взаимного общения в «благодати», которое о. Симеон им навязывает. Несмотря на это, его миролюбие таково, что одинаково примиряет всех, невзирая на возражения. Жаль, только новостильники и римокатолики его так обидели, что не хватило на них братской любви. Зато теперь никто не сможет назвать его традиционным экуменистом. Однако собратия о. Симеона по церкви из Московской Патриархии такой узостью не грешат. И в лице Свято-Тихоновского института заступятся за папистов. Они популярно объяснят о. Симеону, что католики догматов не нарушали, что произошла всего лишь историческая ошибка и недоразумение, что вообще с той стороной все в порядке. Так что теперь, если кто-нибудь пожелает принять постриг у католиков и обратится с этой целью к униатам восточного обряда, то присоединят его обратно чисто символически, без особых формальностей. Да и Ориген у тихоновцев уже почти реабилитирован - тоже святые отцы, оказывается, ошиблись, по недоразумению, по причине отсутствия паровоза и Интернета. Так что за исключением этой досадной узости, в остальном его учение вместе с духовно-культурными вкладами и индивидуальной миссией каждой конфессии, или, как он выражается, «индивидуальным заданием» свыше, с точностью вписывается в стандартную экуменическую схему. Сюда же относится его понимание различных конфессий как отдельных школ православного христианства и вывод о том, что Вселенская Церковь состоит из множества разделений. Разница между обычным экуменизмом и его собственным заключается всего лишь в том, что обычный экуменизм пытается примирить все ереси и расколы, а экуменизм о. Симеона - только некоторые. Но святые отцы знают только один способ примирения: та сторона которая удалилась в ересь или раскол, должна обратиться к Церкви с покаянием и быть принятой в единство общения сообразно мере своего отступничества. Никаких иных форм и способов восстановления единства на протяжении всей истории Христова Церковь не знала. Но вот появились экуменисты, которые стали учить о взаимном признании разделенных сторон. Так под прикрытием идеи единства они на самом деле учат, что Церковь в себе разделена на многие части, что само по себе еретично.
Здесь уместно вспомнить, что о. Симеон совсем недавно был присоединен к Церкви третьим чином. Что же означает это присоединение? Прежде всего, это покаяние, и человек, который присоединяется, тем самым свидетельствует, что он был в разделении с Церковью, и сожалеет об этом. Иначе что же еще может означать присоединение к Церкви? Но вот незадача: о. Симеон-то считает, что он никуда из Церкви и не уходил. Возникает вопрос: если он никуда не уходил, то для чего же тогда надо было воссоединяться? Разумеется, никто не говорит, что он официально переходил под чей-то омофор. Но помолившийся с отлученным - сам отлучен, хотя бы даже только дома молился (10-е правило свв. апостол). А о. Симеон не только молился, но принял и постриг, что даже больше, чем просто молиться, и при этом еще наивно полагает, что одновременно пребывал в нашей Церкви! Да, по его «теории вселенского православия», это так. Но по законам апостольской Церкви - иначе. А если он по-другому считает, то зачем тогда было нужно присоединяться? Зачем лицемерить? Очень просто: затем же, за чем и апостол Павел обрезал Тимофея: чтобы быть всем для всех и всех приобрести. Только за иудействующих о. Симеон держит нас с вами и пытается таким образом лечить от узкоконфессионального средневекового типа мышления. Потомки оценят его снисхождение к нашему невежеству как икономию мира ради церковного.
Интересно узнать из его сочинения, что о. Симеона нисколько не убеждают аргументы нашей Церкви по вопросу 180-летнего отсутствия епископов, высказанные старообрядческими апологетами. Неубедителен для него и пример св. Максима Исповедника. Отсутствие епископата укоризненно для тех, кто в силу своего зловерия и лжеучения отвергает церковную иерархию, но нельзя этого инкриминировать тем, кто оставался без епископов не по своей вине, как невозможно этим укорить и св. Максима Исповедника. И не существует принципиальной разницы - один ли день или 180 лет оставаться без епископов. Если же принять утверждение о. Симеона о том, что мы имели тогда своих епископов в лице отступников-никониан, то сам о. Симеон справедливо окажется раскольником, как отступивший от этих самых его законных епископов и принявший белокриницкую иерархию. Или же он, наоборот раскольник по отношению к нам как объявляющий православными епископов той церкви, с которой мы прервали общение. Итак, змея кусает свой хвост.
Можно и дальше удивляться подобной близорукости, тому как он не перестает укорять и обвинять нашу Церковь в упадке, фарисействе и прочем. А между строк - превозносит современных новообрядцев, не замкнутых на обряде, подобно нам, и, в отличие от нас, имеющих, по его мнению, духовные дарования, которых мы лишены. Если бы он открыл глаза пошире и осмотрелся бы вокруг, то, вероятно, смог бы увидеть, каково действительное состояние этих конфессий и народов. Как на фоне почти поголовного обмирщения они практически утратили признаки православной церковности и потеряли вообще всякое представление о Священном Предании. Да, у нас сейчас невиданный упадок и такое же обмирщение. Но в отличие от никониан мы еще держимся и имеем то главное, что отличает Православие от инославия: верность православному Преданию, все-таки соборность и стремление сообразовывать церковную жизнь с канонами, не говоря уже о соблюдении постов, элементарной покаянной дисциплине и уставном совершении таинств и богослужений, то есть то, что практически отсутствует в поименованных у него «православных» церквах. Неужели теперь нам не достает «передового» духовного опыта внешних, а также их «благодатных» дарований? Да, не черпают у нас ведрами мира, не беснуются кликуши на массовых сеансах экзорцизма, не наставляют наших верующих прозорливые старцы-пустосвяты, не вещают лжепророчествующие, не валят толпами туристы-паломники в наши монастыри. Да и монастырей-турбаз нам явно не хватает, а то бы мы враз просветили Вселенную. А теперь - сидеть нам в своей нише со своим одиноким талантом и стараться прилежно выполнять «индивидуальное задание» свыше, как выражается о. Симеон, внося свой культурно-этнический кирпичик в фасад «всемирного православия». Еще корит он нас беспоповскими взглядами и приписывает нам не только их апокрифы о последних временах, но и великороссийские пророчества. А это уже совсем не по адресу. С такими обличениями пусть отправляется куда-нибудь на Преображенское.
Не щедр о. Симеон для нас. И талант из притчи Господней нам только один уделил, а остальные - щедро раздал конфессиям вселенского единства. Отчего же для нас он так скуп? Потому что, согласно его богословской системе, на нас в сравнении с другими приходится слишком мало географических и демографических единиц. Поэтому нечего задирать голову, считая себя единственно православными. Такова его аргументация «от географии». Как здесь устоять при таком естественно-научном подходе к таинственному телу Церкви? Только ему невдомек, что видимое телесными очами - это всего лишь малая часть церковного здания. Слепой духовно не способен увидеть за горсткой людей Вселенскую Церковь. Пусть знают те, кто смотрит только на внешность, что в ограде предания Церкви за этими немногими, видимыми всеми слабыми людьми стоит Небесная Церковь всех святых и в вере почивших. Если на земле она уменьшается, то на небесах она возрастает, и те люди, которыми была богата Церковь, ушли не в небытие, а переселились на небо. Поэтому географию Церкви способен измерить только Господь, а на земле о. Симеон видит только немного ничем не выдающихся людей в окружении инославного мира, и очень его смущает, что эти немногие выдают себя за единственно истинную вселенскую православную Церковь. Трудно ему различить за горстью людей все невидимое преставившееся на небеса человечество верных вместе с ангельскими силами. Как будто не читал он у святых отцов, что вся небесная Церковь дожидается только немногих из земных, кто дополнит число, известное Богу. А вся остальная вселенная идет широким путем, который ведет отнюдь не на небо. Не потому, что так хочется старообрядцам, а потому что люди сами избрали этот путь, и примирение здесь неуместно. Меч Господень разлучает с миром, а соединяет верных Его любовь в церковной ограде. Не в многолюдстве толпы соборность, а в чистоте Православия.
[1] Слово «организация» по отношению к Церкви употребляет о. Симеон в своем открытом письме.