Искушение старой верой
Клирик Кинельской и Безенчукской епархии Самарской Митрополии иеромонах Антипа (Авдейчев) — давний друг нашей редакции (газеты "Благовест" - прим. "Самарского староверия"). Мы не раз публиковали его статьи на стыке медицины и Православия, знаем его как искреннего пастыря и неравнодушного человека. Но в этот раз на суд читателей мы выносим рассказ далеко не обычный. Это, скорее, публичная исповедь священника.
Это свидетельство о том, что глубокая рана раскола до сих пор не зарубцевалась и кровоточит. И когда человек оказывается в этом болезненном состоянии, эта трагическая страница нашей истории словно оживает. Важность этого свидетельства в том, что оно учит дорожить тем неисчислимым духовным богатством, которое хранит наша Церковь.
— Мои родители познакомились в Куйбышеве, хотя оба они из самарского села Сырейка, — рассказывает иеромонах Антипа (Авдейчев). — Мама была швеей, папа работал на авиационном заводе. Я родился в Куйбышеве в 1964 году. Закончил Куйбышевский медицинский институт, работал по распределению невропатологом в оренбургском Абдулино. Вернулся оттуда в Самару с женой. Работал врачом-психотерапевтом. Защитил диссертацию, стал кандидатом медицинских наук. Получил второе высшее образование — окончил психологический факультет Самарского педагогического университета. Ра-ботал психиатром на скорой помощи в так называемой «психбригаде». Параллельно работал преподавателем на кафедре медицинской психологии самарского мединститута. Возглавил психологическую лабораторию на Куйбышевской железной дороге…
В 2001 году у меня в семье произошла трагедия. Во время купания в Волге утонула же-на. Остался я с двумя детьми. Была большая тревога за сына и дочь. Неполная семья, дети без матери, ничего хорошего их не ждет… Стало ясно: нужно искать духовную опору. Детей стал водить в воскресную школу при Самарской Духовной семинарии, сам начал ходить в храм Михаила Архангела в поселке Запанском. Он находится рядом с нашей лабораторией. Там начал алтарничать у отца Константина Калашникова, а потом стал священником. Я принял рукоположение в священнический сан в 2005 году. Мне тогда был уже 41 год.
— Вас сразу назначили настоятелем в Сырейку?
— Ради служения в Сырейке меня и рукоположили. Были некоторые препятствия для получения сана священника, и потому вначале я служил дьяконом в храме «Утоли моя печали» при Самарском университете путей сообщения и вовсе не надеялся стать пастырем. В том храме служит настоятелем отец Илия Борисов, бывший мой студент мед-института. Но я все-таки стал священником, — так решили, чтобы я смог построить храм в родном селе.
Когда меня рукополагали, я испытал чувство глубокой благодарности нашему Архипастырю — Архиепископу (ныне Митрополиту) Самарскому и Сызранскому Сергию. Он ока-зал мне доверие несмотря на мое недостоинство.И это чувство благодарности Архиерею я в своей душе сохранил и в период моих последующих метаний…
После окончания Литургии, на которой было мое посвящение в сан, Владыка мне как напутствие неожиданно строго сказал: «Смотри, не диссидентствуй… ». Мне бы внять его мудрому совету…
Пять лет я прослужил в Сырейке, построил храм в честь святого Димитрия Солунского. Закончил Семинарию. Много духовной литературы прочитал. Ум у меня всегда был пытливый, вот и начал я искать, но не находил ответа на многие острые вопросы.
— Кто был ваш духовник?
— Архимандрит Владимир (Наумов) из села Высокое Пестравского района Самарской области (он и постриг меня позже в монахи). Незадолго до моего посвящения в сан отец Владимир неожиданно сказал: «Если Владыка предложит стать священником — не отказывайся». А я ведь на это и не надеялся. Но когда Владыка предложил мне рукополагаться, сразу всплыли в памяти эти слова духовника. Отец Владимир человек высокой жизни, осторожный и внимательный духовник. Но в мои неофитские искания он не очень-то вникал. А потом я и сам перестал советоваться. Был момент, когда и вовсе с ним прекратил отношения. Сейчас понимаю: это было искушение. А тогда… услышал какой-то недобрый отклик о нем и усомнился… Так я остался один.
— Это и стало началом ваших метаний?
— Плотно влез в изучение церковных канонов. Изучил всю «Кормчую» и узнал много неожиданного для себя. Например, из книг следовало, что священники должны всегда ходить в облачении. Стал и я всюду ходить в подряснике. Старался не осуждать других пастырей, но в сердце все равно прокрадывалась гордыня. А тут еще соблазн: некоторые священники службы сокращают. Я звонил нашим канонистам, отцу Роману Державину, потом отцу Рустику Гузю… Их объяснения меня не убедили. А они ведь предупреждали, что не нужно мне в эти дебри лезть, кончится это плохо для меня.
Вскоре я начал искать более «правильные» конфессии… И попал (к счастью, ненадолго), к представителям так называемой «истинной православной церкви» — раньше их звали катакомбниками. Отыскал их в Башкирии, но там не закрепился. Я еще не ушел из нашей Русской Православной Церкви, но психологически был уже готов к этому. Ведь когда человек хочет смутиться, его всегда что-нибудь да смутит.Я поехал к старообрядцам-безпоповцам. Просто их храм оказался первым на моем пути. Познакомился с ними. Узнал, что у них нет священников, и это меня огорчило. Там сказали: если хотите с «попами»-старообрядцами иметь дело, спуститесь пониже к Волге… Там возле Станкозавода старообрядческий храм. В нем служат старообрядцы-«поповцы» Белокриницкого согласия («австрийцы»). Их храм был построен в 1910 году, несколько лет назад его передали старообрядческой общине. Там мне навстречу вышел старообрядческий священник Димитрий Мартышкин. Этот умный и деликатный человек познакомился со мной, отнесся с радушием. Дал мне книги по истории старообрядчества. Почитал я те книжки, и их аргументы показались убедительными.
— А у вас в ту пору не всплывало в памяти название пьесы Грибоедова — «Горе от ума»?
— Было такое… От ума это все… Стал встречаться с отцом Димитрием. Он меня не агитировал, просто отвечал на мои вопросы. Я решил перейти к старообрядцам, и он связался с первоиерархом Русской Православной Старообрядческой Церкви (РПСЦ) Митрополитом Корнилием. Предстоятель поручил священнику первым делом выяснить, как меня крестили, погружением или обливанием. Но мама с папой у меня умерли, кре-стный тоже умер. И все же оказалось, что моя родная сестра (она старше меня на 10 лет) была на моем крещении в Покровском соборе. Она сказала, что меня не окунали в купель, а просто кропили. Тогда мне сказали, что для присоединения к старообрядцам я должен креститься заново. Каково это было услышать священнику, который уже пять лет стоял у престола в храме? Который сам не раз совершал Таинство Крещения? Но я был в таком ослеплении, что решил креститься заново.
— А как же: «Един Бог, едина вера, едино крещение»? Не вспоминали об этом?
— У меня были свои аргументы… Но пока еще я продолжал служить. Мой отход начался в феврале, а 14 апреля, на Радоницу, была моя последняя служба…
В этот день я приехал к Владыке Сергию с прошением перевести меня за штат по со-стоянию здоровья (тут я слукавил, — хоть и был довольно-таки болен, но не в этом была причина). А это был его день рождения! Владыка принял меня в кабинете, где было много цветов от прихожан, от пастырей… И тут я со своим нелепым прошением…
До этого я уже сообщил благочинному о своем решении. И вскоре ко мне приехало на машине сразу четверо батюшек. Среди них был и благочинный протоиерей Валерий Степанов, а также мой сосед, игумен Петр (Луканов) из Чубовки. Сели они, стали пить чай. Меня било крупной дрожью. Они пытались меня убедить не идти на такой опро-метчивый шаг. Я обещал им не принимать таких важных решений в Великий пост, — и слово свое сдержал. Дождался Пасхи…
А уже после Радоницы мы с дочкой мчались на моей «окушке» в Москву на День Жен-Мироносиц. У староверов этот праздник считается одним из самых торжественных. Очень трудная дорога у нас была. Налил запасной бензин в баклажку, которая оказалась с дырочкой. В машине стоял сильный запах бензина. Дочь отравилась, все бледная была. Когда мы приехали в Старообрядческий центр на Рогожском кладбище, было уже темно. Первое, что увидели в сгущающихся сумерках: старообрядцы закончили всенощное богослужение, и в разноцветных сарафанах, в платках, заколотых на булавку, а мужчины в кафтанах — выходили из храма. Дочка увидела это, отшатнулась. Я сказал ей, это нормально. Ну и что, цветные сарафаны, даже красиво. Вскоре оказалось, что до нас никому нет дела, никто не собирается нас даже разместить на ночлег. Было ощущение, что мы здесь никому не нужны.
— Вы были в священническом облачении?
— Да, в подряснике и с иерейским крестом… Я почувствовал в эту первую встречу сильный духовный холод, почти лед. Пасхальный тропарь у них по-другому поется, это тоже смущало. Словно попал в какой-то другой мир.
Дочка вся зелёная, обезсиленная у стеночки стоит… Бабки вокруг стоят, поют тропарь как-то наособицу, на нас косятся. Куда-то нас все-таки сунули на ночлег. Переночевали там кое-как. Утром пошли на Литургию. В храм зашел, ничего не понимаю, все чужое. У них «подручники» подкладываются под ладони, чтобы ладони не касались пола, когда земной поклон кладешь. Такая там традиция, а меня это удивило. Встал на подручник коленями — меня одернули. Дочка (ей было тогда 15 лет) шепчет мне, что не может здесь больше находиться, ей трудно. Просит, поехали к нашим, куда угодно, только не здесь. Вышли. Сели в машину, поехали по Рязанскому проспекту. А там Покровский монастырь, где мощи блаженной Матронушки. Зашли в храм, идет служба. Поют как-то нестройно, люди, толкаясь, пробираются к мощам, то и дело свечи передают, переговариваются. Литургия закончилась быстро, опять в голову полезли сомнения.
Вернулись к старообрядцам. Меня направили к протоиерею Иоанну Думнову, который у них занимается каноническим приемом пришедших от «никониан». И вот первое, что я от него услышал. Даже не узнав, кто я, откуда, как зовут, он мне крикнул с расстояния десяти метров: «Почему усы подравниваешь — а ну прекратить!». Смутило меня это. Мне бы развернуться и уйти, но… прошел весь путь до конца.
Дошел и до крещения в РПСЦ. Сначала меня крестили, потом и детей. В храме стояла большая бочка с ледяной водой (все как положено, никто не подогревает воду). Полностью раздели меня, погрузили в ледяную воду… Дочь и сын (ему было тогда 16-ть) добровольно последовали за отцом.
До этого дочь три года жила в Православной общине в поселке Прибрежном, у отца Игоря Макарова. Ей там очень нравилось. Много у нее там подруг, хотела обратно в Прибрежный вернуться. Поехали мы к отцу Игорю, рассказали. Он раздумывал, и потом все-таки не благословил ее возвращаться к ним в общину. «Ты теперь старообрядка, тебе с нами и молиться-то нельзя». Это стало для Даши новым потрясением.
Стали мы ездить на службы в староверческий храм. Я молился как мирянин, но меня готовили к дьяконской хиротонии.
Вскоре мы с отцом Димитрием поехали в Москву на совет Митрополии. Там меня спро-сили, что послужило причиной перехода к старообрядцам. Я стал перечислять, что меня смущало в прежнем служении. Упомянул и о том, что «финансовый вопрос» находится в приоритете, а не церковные правила… Моим ответом остались недовольны. Старообрядческие иерархи ждали от меня признания в том, что я искал истину, и вот, нашел ее у староверов… А я назвал лишь какие-то второстепенные причины…Летом мы поехали в детский лагерь под Ржев, который собирает ежегодно много детишек из старообрядческих семей. Приехали туда, и опять на нас ноль внимания. Голодные, уставшие, никому не нужные, снова не встретили мы любви. Пробыли там две недели и в раздумьях вернулись домой.
Тогда мы приняли решение познакомиться с традиционными староверческими общинами. Узнали, что есть такие общины в Адыгее и в Приазовье, и мы туда направились. Когда приехали, было уже темно. Стучимся, открывает бабулька. Там у них как раз семейное торжество. Просимся переночевать, объясняем, что хотим помолиться здесь, поучиться у них правильной жизни. Вначале нас и вовсе пустить на порог прихода отказались, потом все же впустили, но… заперли на амбарный замок ворота. Оказалось, недавно какой-то человек вот так же пришел к ним, а потом старинные богослужебные книги украл. Незадолго до нашего приезда был в тех местах ураган, ветер свалил купол с храма, и оказалось некому его обратно поднять — мужчин в общине не осталось. Только одни старухи… Да у них там и настоящих храмов нет, просто избы с куполочками. Трава некошеная, все плесенью покрыто. И в храме все в небрежении. Побыли мы у них недолго. Поняли, учиться у них нечему. И зачем только приезжали?
— Как ваши бывшие прихожане в Сырейке восприняли ваш поступок?
— Временным настоятелем сырейского храма был назначен отец Петр (Луканов). Ба-бушки приходили ко мне на день рождения, поздравляли. Я их уверял в правильности своего решения, говорил о двоеперстии. Они слушали со вниманием, но крестились по-прежнему, тремя перстами: «Это батюшка просто блажит… » — между собой говорили. Меня они не осуждали. Наоборот, переживали за меня. Признавались, что чувствуют себя брошенными, осиротевшими из-за моего ухода. Некоторые плакали.
— Расскажите про ваши старообрядческие будни.
— Лагерь под Ржевом окормлял старообрядческий священник протоиерей Евгений Чунин. Мы с ним подружились. На многое он мне открыл глаза. Оказалось, что и у них в старообрядчестве полно проблем, все там очень и очень далеко от идеала. А главное — любви мало, любви нет… А если нет любви, по слову Апостола, то и ничего нет, одна видимость…
Вечернее богослужение начинается в 14 и заканчивается в 20 часов, служба идет более шести часов. У одного молодого парня в Волгоградской общине трофическая язва, открылось сильное кровотечение. Так долго на службе стоять он не может. И вот он в отчаянии говорит: «Кому наши страдания нужны, Богу что ли?» В Самаре у старооб-рядцев я услышал нечто похожее. Очень грамотный уставщик говорил, что у него от излишне долгих богослужений спина разваливается, ноги чугунные, а главное, никакого молитвенного чувства… И то же самое восклицание: «Неужели Богу угодно наше мучение?» Как тут не вспомнить слова Христа: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9, 13).
Подготовка к Причастию у старообрядцев очень серьезная. Целую книгу прочитать нужно, называется она «Правильные каноны». Путь к Причастию очень сложный. По-ститься нужно серьезно, и не три дня, а больше. Поэтому обычно миряне причащаются редко.
К сильным сторонам старообрядчества я причисляю то, как они трепетно относятся к богослужебным книгам. Староверы никогда не положат такую книгу на стул, никогда не оставят открытой. У них есть специальные полочки, они там книги бережно хранят. Когда надо что-то прочесть, они разворачивают, потом закрывают и кладут обратно. За этим следит специальный человек — уставщик. Там невозможно даже настоятелю отклониться от богослужебного устава. Уставщик поправит его, не позволит ничего сократить.
Хорошо и то, что в старообрядческих семьях сохраняют традиции. Отец Димитрий Мартышкинн — многодетный, а ему еще нет и сорока лет. Он коренной старообрядец. У староверов все, и даже дети знают и поют много духовных песен. И ещё: староверы совершают богослужение и при отсутствии священника — мирским чином. У нас эта практика, к сожалению, почти забыта.
— А что душа не приняла в старообрядчестве?
— Высокомерия много. Вот показательный пример. В Саратовской области есть старообрядческая деревня, так там у них дома построены задом наперед — задами к дороге, а «лицом» в огород. Едешь по дороге, и видишь — везде навозные кучи лежат, помои выливаются…
В 2009 году Митрополит Корнилий возжег старообрядческую лампаду у Порога Судных Врат в Иерусалиме, в семидесяти шагах от Гроба Господня, — там, где горят лампады многих Христианских конфессий и Поместных Церквей. И что же? Нет бы им возрадо-ваться этому событию!? Но многие в старообрядческой среде как раз именно за это стали поносить своего иерарха — как он мог такое совершить? Рядом с другими конфессиями («никонианами» и другими) нашу лампаду зажег?… Мы выше всех и наша лампада не может гореть рядом с другими… А ведь речь о чем идет? О священном для каждого истинного Христианина месте!
Этого отношения моя душа не принимала и не примет никогда.
— Наверное, не просто так сохранился этот кусочек древней Руси? Это какой-то урок и нам?
— Безусловно, серьезный урок. Историю России и сейчас преподают у нас далеко от реальной картины. Я недавно познакомился с одним иеромонахом с Соловков. Спраши-ваю его: «А вы знаете, что эта земля во время «соловецкого сидения» XVIIвека была вся полита кровью защитников старой веры?» — «Знаем, и об этом скорбим», — был его ответ.
Недавно я ездил в Абхазию и по дороге заночевал в Никольском монастыре в Пугачеве. Я спросил у сестер, знают ли они историю этого места? Оказалось, толком не знают. А ведь раньше здесь были старообрядческие скиты. Когда Император Николай I отдал приказ передать монастырь единоверцам, старообрядцы не стали защищать с оружием свои скиты. Они просто легли наземь, сцепились руками и ногами, мужчины, женщины, дети. В марте это было, на снег легли и так вот сцепились. Тогда было решено топтать их конями. Нагайками их засекли, конями затоптали — там все было улито кровью.
— Как вы решили покинуть старообрядчество и вернуться в Русскую Православную Церковь?
— 29 августа 2010 года Митрополит Корнилий поставил меня во чтецы. Вскоре я почувствовал, что здоровье мое пошатнулось. Лег в больницу с язвенной болезнью, а потом добавилась гипертония, навалилась депрессия. Дошел до такого состояния, что почувствовал: все, умираю. С сыном поделился своей болью, он сказал, что с ним происходит нечто подобное. И тут до меня дошло! Я понял причину своих бед и болезней. Говорю сыну: ведь мы же отказались от всех своих предков, которые крестились троеперстием. От рода своего отреклись… Мы даже прокляли их (так как перед старообрядческим крещением есть «Чин отрицания» от тех, кто крестится тремя перстами, и этот чин по сути можно считать проклятием). «Ты понимаешь, сын, что мы с тобой наделали?» — спрашиваю его. «Понимаю», — отвечает он. Тогда мы решили возвращаться в лоно Церкви. Я приехал к Владыке Сергию с прошением… Он сказал, что меня за такие поступки надо запретить в служении. «Воля ваша», сказал я. Но Владыка с состраданием посмотрел на меня и тихо, по-отечески спросил: «Что, голова закружилась?» — «Закружилась, Владыка, закружилась. Хуже того — «крыша поехала», — признался я. Мне кажется, он увидел мое искреннее сокрушение. И позволил мне через покаяние вернуться в Церковь в сущем сане.
Я принес покаяние священнику Виктору Хлебушкину. Но мне показалось этого недостаточно. Поехал к старцу, протоиерею Николаю Винокурову в Ташлу. Отец Николай выслушал меня и только сказал: «Господь милостив».
Владыка восстановил меня сначала заштатным священником. А потом я стал вновь настоятелем храма в Сырейке. Но все равно я еще долго ощущал себя блудным сыном.
Также через покаяние вернулись в Церковь мои дети. Сын это сделал сразу, а дочь только через полгода. Какое-то время она ездила на службу в старообрядческий храм. Я не упрекал ее, так как понимал: ей трудно сразу поменять свои убеждения. Сейчас дочь в нашей Церкви, жизнь ее, слава Богу, наладилась.
— На этом ваша епитимия завершилась?
— Не совсем. Еще почти два года у меня было жуткое состояние. Я думал, у меня началось онкологическое заболевание. Похудел на 16 килограммов, преследовала страшная депрессия. Пытался лечиться антидепрессантами, но от них становилось еще хуже. К тому времени у меня оборвались все связи. Я находился в полной изоляции, так Бог попустил. 2011 год стал самым тяжелым в моей жизни. Приходил в храм первым, пока бабушки еще не пришли, и там один, можно сказать, выл как волк, едва не лез стену. Было такое состояние: ничто не мило, ничто не греет, ни с кем не хочется общаться, а впереди только унылые дни и безсонные ночи. Это была духовная епитимия. Я ведь пастырь и должен других наставлять и укреплять в вере. А не метаться, соблазняя себя и других.
Даже сейчас эта епитимия еще не совсем закончилась. В памяти остались какие-то мрачные следы. Когда вспомню, что со мной было, в пот бросает от этого ужаса. Охватывает чувство, что все пропало, дальше ничего не будет. Но теперь это состояние не задерживается, вскоре проходит.
— Как вы объяснили старообрядцам свое решение?
— После Нового года, в 2011-м, я встретился с отцом Димитрием и объявил ему о своем уходе. Очень важную роль в моем решении вернуться в Русскую Церковь сыграл из-вестный старообрядческий публицист священноинок Симеон (Дурасов). Он живет в Подмосковье, известен своей взвешенной позицией по отношению к Русской Право-славной Церкви. За это его как только не поносят свои же старообрядцы. Даже раздавались требования его медицинского освидетельствования… Но он стоит на своем и обличает крайности старообрядчества. Я ему написал письмо, и он ответил, что я принял правильное решение. Старообрядчество — это попытка консервации русской церковной традиции 17 века. «Кто вырос в этой традиции, для тех она родная, — писал мне он, — а для вас она чужая. Поэтому не раздумывайте, возвращайтесь обратно в родную Церковь».
— Ваш путь в монашество как-то связан с вашим старообрядческим уклоном?
— Наверное… Надо искупить свою вину до конца. А без сугубой, монашеской молитвы это сделать вряд ли возможно. Я для себя теперь все решил: здесь на Земле я больше никогда не буду искать никаких «альтернативных» Православных групп, не буду искать идеальных религиозных сообществ, где бы не было никаких недостатков. Я видел «катакомбников», был со старообрядцами, и понял, что буду спасаться только в Русской Православной Церкви. К тому же проблемы у всех примерно одни и те же. И главная из них — упадок веры…
Когда мы были в лагере во Ржеве, старообрядческий священник Евгений Чунин служил на праздник первоверховных апостолов Петра и Павла. И в проповеди он сказал своей пастве: «Вы приходите в храм, чтобы детей причастить, а сами не готовитесь… Вера в вас очень слабая. Почти совсем умерла… » Эти слова, к сожалению, не только для старообрядцев актуальны. У нас в Церкви ситуация еще все-таки значительно лучше, чем у других… Нужно нам идти вслед за Христом, а не тратить время на поиски не существующей вовсе «идеальной конфессии».
Сегодня многим из нас не хватает духовной мудрости, вот поэтому мы и чудим. Чудить-то чудим, но по Своей милости Господь все равно дает нам ценные, глубокие уроки.
Записал Антон Жоголев
Комментарии на «Самарском староверии»:
Когда сей еретик пришел к нам, то говорил что митрополит Сергий алчный и обдирает его бедного сельского попишку как липку, что в никонианских монастырях не строение, а архиереев интересуют только баксы, а он один за правду. Владыка Зосима был против его присоединения к нам и просил на совете, чтобы его два года испытали, а он и пол года не протянул. Исповедался у отца Димитрия, причастился и свалил. Владыка Корнилий назначил ему жалование с митрополии на содержание детей, он про это забыл, а про кучи навоза вспомнил. Дети сего несчастного монаха не отличались усердием в богослужении. Его сын во время литургии предпочитал сидеть в интернете через планшет. В каждой общине есть плюсы и минусы. В самарской общине больше плюсов, я это знаю и видел. И если ты меня читаешь, Александр Авдеечев, то знай, не надо по-ливать грязью других!
Evgeny
Не по Сеньке шапка. Мелкий, слабый и ничтожный человечек. В миру, не прижился. В никонианстве не получил желаемого почета, - обиделся.
Со своим уставом и замашками, припёрся в Староверие. И здесь, ему, всё не по нутру оказалось. В Древлеправославии, тяжела поповская ноша, скудно житие. Вспомнил, заталашный бедолага, богатую новолюбскую лоханку. И с лукавым покаянием, охайник истинного Православия, приполз к большой старой кормушке. Теперь, естественно, будет выслуживаться, и оплевывать Старообрядчество, гадить на истинных приверженцев Русского Православия, глумиться над Отеческой верой.
glrem
Гнилое это никоньянство, да что с них взять...
Олег_Хохлов
Олег, про гнилое никонианство всё поняла. У меня к Вам другой вопрос. Вы ко всем никонианам так относитесь? Почему это спрашиваю, просто была в конце августа (в воскресенье) в церкви на Рогожской. Там подавала поминание на год о ВАШИХ погибших священниках. Подаю поминание второй год. И у меня всегда спрашивают копию бумаги об отпевании, списывают исходящий номер, кто и когда отпел, фамилия, имя, телефон. Дальше следует вопрос о моём с ними родстве и беседа о том, чтобы у вас в храме не крестилась и не разрешено даже свечку поставить.
На Рогожскую езжу потому, что расстрелянные священники были СТАРООБРЯДЦЫ. По-тому, что в РПЦ их нельзя поминать. Об этом мне сказал ваш о. Виктор. Тоже самое сказал и священник РПЦ, что раз это старообрядцы, пусть их и поминают старообрядцы.
Поминание подавала я не только на Рогожской, но и в храме на Белорусской (рядом с выходом из метро).
Так вот там с меня не просили никаких бумаг и документов. У меня просто приняли поминание на год.
Боюсь, что скоро на Рогожской и паспорт будут спрашивать при подаче поминания.
Со мной в храм зашла молодая девушка, которая спросила, можно поговорить со священником. Её вежливо отправили, т.к она не вашей веры (старообрядческой). А под стеклом в храме лежит объявление: о. Виктор Жильцов (или Жельцов) принимает своих прихожан с 13 до 16 по воскресеньям. Ваш священник, так написано было в объявлении, принимает ТОЛЬКО СВОИХ ПРИХОЖАН. Вы прочтите это объявление, если оно ещё лежит. А девушка не была старообрядкой, она ушла вместе со мной.
Но в тоже время видела фотографии о. Всеволода Чаплина и о. Иллариона, которых пригласили на праздник Жён-Мироносиц. И к ним было совсем другое отношение.
Написала всё это потому, что у Вас в Церкви очень разное отношение к никонианам. Чиновников (из РПЦ) вы принимаете, а всех остальных... Я не стала бы Вам ничего пи-сать, но Вы каждый раз пишите про гнилое никонианство. Но, если оно такое гнилое, зачем вы приглашаете о. Всеволода и о. Иллариона? Или они не относятся к гнилым никонианам? Получается, что и никониан вы делите на гнилых и особых?
Олег, простите, что всё это Вам написала. Очень много прочла про ваших митрополитов. Увидела много прекрасных фотографий митр. Алимпия. На них он был снят с академиком Д. С. Лихачевым. Тогда старообрядцы принимали иных гостей...
Теперь таких фотографий у вас не увидишь... А жаль. Другое время и другие фото.
И последнее. Тут недавно прочла, что старообрядцы одобрили закон "О защите прав верующих". Вот уж никогда не думала, что старообрядцы одобрят это. Что же это за Вера, если её нужно защищать...
Вы обвиняете никониан во всех грехах.
Олег, нужно быть терпимее и добрее.
Думала, что старообрядцы - это совсем другие люди, с большой верой, умные и рассудительные. Ведь именно поэтому я и написала Вам.
Получается, что от Веры остались одни кафтаны и сарафаны.
Вы меня простите, если что не так написала. Просто не смогла промолчать.
Я знаю двух ваших священников: о. Алексей Михеев и о. Иоанн Курбацкий. Вот в их адрес могу сказать только самые лучшие слова. Они настоящие священники и прекрас-ные люди. Спаси Христос этих батюшек за их неравнодушие.
С уважением, Голубятникова Надежда (никонианка).
20081966
Мы ли виноваты, что «кафтаны и сарафаны» у нас в целости, а Лихачёвых больше нет?!
Олег_Хохлов
Олег, я не судья. Виноватых не нужно искать. Винить во всём нужно себя, и все ошибки и недостатки искать в себе.
34 20081966
У них двойственное отношение к православным. Если православный при деньгах и имеет власть - то он желанный гость на Рогожском, но если православные рядовые люди, которые живут скромно и не имеют контактов с властями - то такие не нужны старообрядцам и к ним будут относиться как к сектантам. Когда я был единоверцем в РПЦ МП и зашел в храм на Рогожском (старообрядческий) поставить свечи и поклониться мощам - то меня оттуда при людях вытаскивали за руки из храма. Под руки схватили и выволокли, т.к. я не старообрядец. При этом те, кто меня вытаскивали - громко по телефону болтали в храме. Это разве по-Божески????
К православным, которые не подчиняются РПЦ МП - вообще отношение равнодушное и несколько враждебное... хотя в первую очередь с ними надо бы наладить дружественное общение, т.к. они гонимы сейчас, как и старообрядцы ранее, есть много общего.
Лизоблюдством и подхалимажем занимаются сейчас старообрядцы и РПСЦ в частности, а это - не духовные качества, нет в этом Христа!
Толяныч