В пятницу телеканал "Культура" заканчивает показ фильма Николая Досталя "Раскол" — 20-серийной исторической драмы о России XVII века. Первое обращение отечественного кинематографа к истории церковного раскола комментирует Сергей Ходнев.

Если почитать разнообразные интервью и статьи, анонсировавшие и сопровождающие показ фильма, то создается впечатление, будто раскол XVII столетия (и вообще эпоха царя Алексея Михайловича) — это какое-то, право слово, тайное знание, доступное лишь глубоким специалистам, и спасибо, дескать, создателям сериала за то, что они взялись просветить широкую общественность. Между тем и реформы патриарха Никона, и раскол, и бунты, и внешняя политика Московского государства того времени — все это не просто хорошо изученные материи, но и попросту часть программы средней общеобразовательной школы.

Другое дело, что авторы фильма постарались всю эту далеко не секретную фактологию действительно перенести в сценарий массированно и систематически, так что вроде бы внутрицерковные события не повисают в пустоте, перекликаясь то с гражданскими кризисами, то с отчаянными политическими прожектами 1650-х годов — когда казалось временами, что русский крест над Софией Константинопольской не такая уж недостижимая вещь. Титры фильма с гордостью перечисляют прочитанных историков, и за такую историографию студент-первокурсник, положим, получил бы свою четверочку. А что все это залито некоторым количеством публицистического лака — ничего не поделаешь, художественное высказывание.

Но вот получился ли в результате действительно качественный сценарий, соответствующий не только историко-публицистическому замаху, но и сериальному жанру? Нет, не получился. Серии слишком часто затянуты, боковые сюжетные линии с простыми людьми неинтересны, да и не очень органичны, то и дело наклевывающаяся увлекательность и даже остросюжетность церковно-политического "экшена" разбавлена то пейзажами, то, прямо скажем, не очень нагруженными с художественной точки зрения хождениями из конца в конец кадра, то какими-нибудь потехами Алексея Михайловича, где диалоги выглядят примерно так: "Эх, высоко полетел сокол..." (мучительно долгая пауза, во время которой сокол высоко летит) — "И правда, батюшка царь, ух, высоко...".

Молитвы, священнодействия, поклоны и благословения тоже забирают немало экранного времени — но это-то хотя бы обосновано как иллюстрация, точно так же как отличные костюмы или изысканные фантазии композитора Владимира Мартынова на темы древнерусских распевов и духовных стихов. Жаль, правда, что молитвенные тексты актеры, как правило, выговаривают с картинными интонациями провинциальных трагиков — и это в сериале, сюжетное ядро которого как раз и связано с этими самыми текстами и предельно искренними чувствами, которые вызывала их судьба в противоборствующих сторонах. Над дониконовскими нормами произношения постарались поработать, и в результате герои говорят "АввАкум" вместо "АввакУм" и "во веки веком" вместо "во веки веков", но все равно путаница с произношением "старых" слов осталась. Алексей Михайлович называет Никона "другом собИнным" вместо "сОбинного", вместо "ключАрь" говорят "клЮчарь", слово "правеж" звучит то с "е", то с "е".

Произносимый текст вообще слабое место фильма, что и понятно: культура стилизации, вкус к хотя бы и адаптированной, но не позорной передаче архаической языковой стилистики у нас, увы, совершенно утрачены. Временами сценаристов выручают, конечно, обращения к сочному языку "Жития протопопа Аввакума" и других документов эпохи, но шаг влево, шаг вправо — и сразу вспоминается бессмертная аверченковская "боярышня Лидия" с ее "теремом старинной архитектуры".

Кстати, о теремах: в "Расколе" неплохие декорации, неплохо подобранная натура, да и вообще к реалиям авторы довольно внимательны — даже постарались сделать иконы "фряжского письма" (то есть в западноевропейском стиле), которые торжественно истребляет патриарх Никон в одной из серий (даже перестарались, потому что на деле это вряд ли были настолько эротически заряженные изображения, как показанные в фильме). И все равно возникают совершенно нелепые, вопиющие проколы — как в сцене благотворительного посещения царем женской тюрьмы. Ну не было в XVII веке женских тюрем, ну не могло их быть в Москве, хоть ты лопни.

Что до главных сюжетных конфликтов, то для авторов фильма они выглядят прежде всего конфликтами характеров — сначала идеалист Алексей Михайлович против бессовестного казнокрада боярина Морозова (родственника той самой боярыни Морозовой, которой тоже находится место в фильме), потом волюнтарист Никон против харизматичных вождей раскола, Ивана Неронова и Аввакума. Выигрывают при такой диспозиции, во-первых, Морозов (Роман Мадянов с почти гоголевским масштабом играет вора у власти) вместе с его столь же несытыми присными, а во-вторых, Аввакум (Александр Коротков): мы все понимаем, что это был в общежительном смысле пренеприятный тип, но уж очень харизматичен.

С остальными героями сложнее — вроде бы за 20 серий фильм представляет зрителю немало довольно колоритных исторических персонажей: ревнитель просвещения Федор Ртищев, и Богдан Хмельницкий, и приезжавшие за милостыней "голодранцы" — восточные патриархи, и, конечно, царь Алексей Михайлович вместе с Никоном. Но вот характеров за ними нет. Приблизительно похожий в документальном смысле абрис есть, а живых людей не видно. Ну, есть Алексей Михайлович (Дмитрий Тихонов), бледная моль, неубедительно срывающаяся с елейных словес на "запорю-засеку". Есть патриарх Никон (Валерий Гришко), тот Никон, о котором Ключевский писал, что среди людей русского XVII века не знает людей сложнее и интереснее,— и мы видим картонного властолюбца с ничем сюжетно не оправданными замашками тирана. Есть восточные иерархи — ну они-то, понятное дело, хитро-угодливое "чего изволите". Богдан Хмельницкий показан беспринципным политиканом — если это не конъюнктурная шпилька в адрес Украины, то может быть, и хорошо, что с гетмана снят сталинский глянец, но только зачем так упрощать.

При таком раскладе и зрителю остается сочувствовать не делу, но людям — а в качестве объектов для сочувствия выдвигаются именно вожди раскола. С какой-то беспредметно-гуманистической точки зрения это, безусловно, выглядит очень понятной позицией — защищать слабого против сильного, человека против сдвоенной государственно-церковной машины, и милость к падшим призывать. Но проблема в том, что если разбираться, то хороши в ситуации раскола были все: и никоновские исправители книг, и старообрядцы, устроившие, формально говоря, один из первых в отечественной истории бунтов невежд против людей с европейским образованием, и государство, с ходу взявшееся, как это ему свойственно, тащить и не пущать. На полном серьезе обелить одних и очернить других сейчас невозможно — а сериал все-таки склоняет к таким обобщениям. Жалко, право: исторический сериал — благодарный жанр, как показывают успехи заграничных "Рима", "Тюдоров" и "Борджиа". Но в наших условиях почему-то нужно и из добротного развлечения (давайте не будем себя обманывать, говоря, что телесериал может претендовать на что-то еще) выжимать боль за народную судьбину.

Сергей Ходнев

Коммерсант, №172 (4713), 15.09.2011

http://www.tvkultura.ru/news.html?id=790768&tid=33362&cid=4