Соборы с таким президиумом были возможны еще и в 1986 году. (Фото из личного архива протоиерея Иоанна Рыбакова).

Неожиданно для себя я получил массу откликов на статью «После владыки Никодима». Мне написали разные люди, многих из которых я даже и не знаю. Мне писали не только христиане РПСЦ, но и старообрядцы из РДЦ, старообрядцы – поморцы, и даже представители РПЦ МП. Писали и те, кто поддерживает мою оценку ситуации и те, кто категорически с ней не согласен.

Я премного благодарен всем, посчитавшим необходимым выразить мне свое отношение. Я прочитал немало обвинений в свой адрес касательно того, что я искажаю факты, передергиваю значение происходящих событий. В одном письме меня даже обвинили в пропаганде единоверия. (Справедливости ради стоит заметить, что ни в одном отклике несогласных со статьей не было приведено ни одного примера искаженных мною фактов, передергиваний, перестановки акцентов или «скрытой пропаганды единоверия»).

После такой обильной корреспонденции, первая мысль, которая пришла мне на ум, попросить прощения у всех читателей, для которых я не совсем понятно изложил свое видение происходящих в Церкви событий. Я хотел бы попросить прощение за то, что дал почву что-то домысливать, интерпретировать и даже видеть в моих строках то, чего я там не писал. Вместе с тем, я посчитал необходимым ответить на два основных возражения, которые были в той или иной форме высказаны мне во всех полученных мною от несогласных читателей письмах.

Я бы их сформулировал так. Действительно ли владыка Никодим был сильным и авторитетным старообрядческим Первосвятителем? И второе недоумение. Если большой приток вновь обращенных членов Церкви изменил многие стороны церковной жизни, то какие это еще стороны, кроме отношения к РПЦ МП?

Признаюсь, самым неприятным в полученной мной корреспонденции было читать различного рода обвинения в адрес покойного владыки Никодима. Меня удивили претензии к нему за сотрудничество с властями, разрушение соборности, жестокое отношение к священникам.

Я не знал владыку Никодима лично, хотя моя хиротесия во чтецы совершалась по согласованию с ним. Владыку Никодима знали многие священники, с которыми мне пришлось тесно общаться, владыку знали многие знакомые мне миряне. И на основе анализа их мнений, фактов, ситуации, которую я сам еще застал, я и делаю вывод, что архиепископ Никодим был выдающимся Первосвятителем.

Время, когда Церковь возглавлял архиепископ Никодим, было страшным временем. Гонения на Церковь, неприятие Ее обществом вышли уже за пределы коммунистической идеологии и стали частью общественного сознания. Это были не 30-40 годы, когда расстреливали только за то, что ты был священником, но при этом остававшиеся открытые храмы были полны молящихся. 60-80-е годы были страшны тем, что преследования верующих были уже не следствием государственной политики, а внутренней потребностью советского населения. Советское послевоенное поколение уже не имело вообще никаких церковных понятий, и воинственная антицерковная настроенность была естественным состоянием миллионов граждан СССР. Например, насколько я помню, больше всего неприятностей мне и моей семье в школе за нашу веру в Бога доставляли не учителя-коммунисты во главе с директором, а беспартийный преподаватель физкультуры. Он строчил доклады в ГорОНО с требованием лишить моих родителей родительских прав за то, что они «мучают своих детей религиозным дурманом». Беспартийные соседи нашего храма пытались заявить на наших прихожан в психлечебницу с подозрением на шизофрению за то, что они ходят с бородами. Беспартийные активисты вызывали милицию на большие праздники, когда видели в храме молодых людей, которых потом за это отчисляли из ВУЗов (например, отца нашего нынешнего уставщика отчислили из института за то, что он пел на крылосе). И таких примеров общественного антирелигиозного сознания, сформировавшегося к 80-м годам, можно привести множество не только в нашей Общине. По всей стране был умело сформирован механизм общественного давления на Церковь, как на уровне отдельных общин, так и на уровне Архиепископии. В том числе, этот механизм опирался и на тех «членов церкви», которые таковыми вовсе не являлись. Антицерковные настроения проникали и в саму Церковь! В Ростовском Архиве ФСБ до сих пор нет доступа ко всем документам архива Уполномоченного по делам религий Ростоблисполкома. Как говорят работники Архива, потому, «что еще есть родственники тех, чьи доносы находятся в этих документах».

И вот владыке Никодиму Господь судил возглавлять Церковь в такой ситуации. Сила архиепископа была в том, что он не стал играть по предложенным ему правилам. Он не вел той политики, которая ему предписывалась чекистами, он не проводил тех Соборов, которые хотели контролировать органы, он не принимал тех кадровых решений, которые ему навязывались. И даже отъезд его в Добруджу стал жестом неподчинения сложившемуся советскому представлению о месте и значении Церкви.

Владыка Никодим был уверен, что старообрядцы поймут его поступок и не будут делать трагедии из того, что епископ не находится в предназначенном для его кафедры городе. Коренной старообрядец архиепископ Никодим помнил старообрядческую историю, когда ради сохранения веры, ради нужды епископская кафедра была организована даже в селе. И как тогда, так и теперь Церковь поняла этот жест, поняла и приняла. Была налажена сносная система функционирования церковного организма даже в таких условиях. Все священники и неравнодушные миряне регулярно общались со своим Первосвятителем, часто посещали его, его дом стал альтернативой Архиепископии, владыка контролировал все важные стороны церковной жизни.

Решение о непроведении Соборов тоже было выстраданной мерой. Владыка, конечно же, знал про такие случаи, как, например, в 1983 году Уполномоченный по делам религий выгнал с Общего собрания ростовской Общины Настоятеля иерея Симеона Озерского и протодиакона Николу Косырева и сам возглавил это мероприятие, на котором «выбрали» двадцатку из предложенных Уполномоченным кандидатур, и эти «зарегистрированные» члены Общины потом долго рулили церковной жизнью. Жившие в то время христиане понимали, что если не дают собрание Общины провести без представителя КГБ, то что говорить о Соборе. У всех перед глазами был собор РПЦ МП 1971 года. Понимал это и владыка Никодим. Понимал, что на Соборе рядом с ним сядет чекист и заставит принимать те кадровые и административные решения, которые будут выгодны этой спецслужбе. И чтобы удалиться от этого давления, чтобы не проводить Собор, которого так требовало КГБ, владыка и уехал в Добруджу, проявив тем силу и независимость. (Удивительно, как у Совета по делам религий и критиков владыки, что современных ему, что нынешних, совпадают требования). Владыка прекрасно понимал возможные последствия таких действий. Понимал, что он не угоден властям, что в далекой Добрудже с ним запросто может что-нибудь «случиться», как «случилось», например, с протоиереем Евгением Бобковым. Но он делал так, как считал нужным и правильным, так, как ему подсказывала его совесть.

Пишу это я не потому, что хочу возвысить имя владыки Никодима, оно и так велико пред Богом. И не только для того, чтобы рассказать всем вновь пришедшим о том страшном времени, которого они, к счастью, не застали. Я пишу это для того, чтобы напомнить, что все, кто с честью перенес гонения и сохранил веру в то время, были исповедниками. И они имеют честь и авторитет исповедничества. В древней Церкви перенесшие мучения за Христа пользовались особенным духовным авторитетом. Их мучения, если даже и не до смерти, были благодатными зернами, из которых впоследствии прозябало церковное древо. Мы помним, что древним христианам в некоторых случаях достаточно было заявить о своей вере во Христа, и даже если никаких физических мучений не следовало, они считались исповедниками. Во внимание принималась внутренняя готовность к мучениям. Самые известные примеры - мученица Наталия, мученица София, мать святых мучениц Веры, Надежды и Любви.

Советские гонения мало чем отличались от первохристианских. И честь древних исповедников должна быть присуща исповедникам советских времен. Если Церковь канонизирует всех, принявших смерть за Христа, что во II-м веке, что в XX-м, то такое же отношение должно быть и к исповедникам, что во II-м веке, что в XX-м. Владыка Никодим в числе таких исповедников. Вместе с ним были и владыка Анастасий, и протоиерей Александр (Берестнев, впоследствии, священноинок-схимник Амфилохий), и священноинок Севастиан (Озерский), известные старообрядческие семьи Артемьевых, Бобковых, Гусевых, Еремеевых, Кадочниковых, Косыревых, Михеевых, Моржаковых, Севастьяновых, Чуниных, Шендригайловых, и многие-многие другие труженики и исповедники. Среди них были и более активные и менее активные христиане. Были и те, кто подвергался арестам, обыскам, кого «просто» вызывали в КГБ на профилактические беседы. Были те, кто твердо исповедовал веру в бытовых ситуациях, перед соседями, сослуживцами. А как много значило моральное давление на работе, в школе, особенно на детские души. Помню, как у нас в доме без всяких обвинений, без всяких санкций организовали обыск только за то, что отец распространял среди верующих новое патриархийное издание Библии. При этом, понятыми взяли наших соседей. Чтобы и они знали, какие «враги народа» живут с ними рядом. Кто жил в то время, знает, как воспринимался обществом обыск… Все терпели - и священники, и уставщики, и жены, и дети – каждый на своем уровне, каждый в свою меру. Никто не знал, чем обернется для него ношение креста, ношение бороды, отказ от вступления в пионеры, в комсомол, в партию. Не знали родители, лишат ли их родительских прав или просто пугают. Не знали епископы, священники и уставщики, на профилактическую ли беседу их вызывают в Совет или уже на допрос. Это сейчас легко говорить, что ничего страшного не случалось. А было ли известно это тогда этим исповедникам? Они терпели и хранили веру. Терпел и владыка Никодим. Он с честью пронес вверенный ему Господом крест первосвятительства и заслуженно имеет честь христианского исповедника!

И тем, кто пришел в Церковь уже после окончания гонений, не стоит осуждать его за решения, которые он принимал в меру своей ответственности за Церковь. Увы, предвзятость к исповедникам - не новое явление в истории Церкви. Наряду с честью и авторитетом, после гонительных времен всегда находились молодые люди, которые старались поставить под сомнение подвиг того или иного мученика и исповедника. Вспомним историю Киприана Карфагенского. Не стоит уподобляться таким критикам, пытаясь утвердить свой авторитет и достоинство за счет унижения человека, несшего на себе крест ответственности за всю Церковь в сложнейший период Ее истории.

Это что касается моего отношения к архиепископу Никодиму. Не меньше моих респондентов заинтересовали изменения в нашей Церкви после окончания советской эпохи. Я и в первой статье писал, что влияние вновь пришедших коснулось не только отношения Церкви к никонианам. И я никак не выделяю этого момента среди других современных старообрядческих «инноваций». Наряду с изменением отношения к РПЦ, я могу назвать изменение отношений между старообрядческими согласиями, отношение к церковной иерархии, ко всему церковному Преданию.

Ведь довольно болезненным стало ухудшение отношений между Русской Православной Старообрядческой Церковью и Русской Древлеправославной Церковью. Мы помним, что XX век был отмечен значительным сближением между этими братскими согласиями. Наряду с некоторыми антагонистскими проявлениями на местах, в целом, шел процесс постепенного потепления отношений. Этот процесс особенно ускорился после выравнивания нашего положения, а именно, после обретения беглопоповцами собственной иерархии. Такие видные святители, как епископы Геннадий и Геронтий (Лакомкины), епископ Анастасий (Кононов), митрополит Алимпий (Гусев), епископ Пансофий (Ивлеев), архиепископ Аристарх (Калинин) и многие другие видные деятели обоих старообрядческих согласий высказывались за желательное и необходимое сближение вплоть до объединения. И даже совершали возможные с их стороны действия. (Например, встреча епископов Геннадия (Лакомкина) и Пансофия (Ивлева) в Ростове-на-Дону в 1930 году, когда архиереи по-братски ликовались как единоверные. А в один из приездов к нам в Общину владыки Алимпия ему задали вопрос, как нам молиться за «создателей храма сего», если они были «не православными» - ростовский Покровский Собор построил беглопоповец Н.А.Панин. Вопрошающий из вновь пришедших, как бы, наставляя владыку, подсказывает ему, что «Церковь же едина, не может быть двух Православных Церквей». Мудрый владыка тихонечко рассказал ему историю про константинопольских патриархов Игнатия и Фотия. Как я потом понял, историю т.н. «Фотиевой схизмы» IX века. Рассказал и спра-шивает: «Как ты думаешь, где была Православная Церковь, с Игнатием или с Фотием?»). Не только иерархи, но и церковный народ формулировал разницу между нашими согласиями только как «разный кошелек». Об уровне отношений между согласиями к концу XX века свидетельствует тот факт, что митрополит Алимпий приглашал архиепископа Александра (Калинина) на Освященные Соборы РПСЦ и тот посещал их.

Но с 90-х годов в результате привнесенной грубой подмены понятий, основанной на непонимании природы Церкви, начинается рьяная пропаганда несовместимости наших согласий и постепенное удаление друг от друга. Оторванное от церковного опыта плоское понимание принципа единственности Церкви (действительную суть которого владыка Алимпий прекрасно проиллюстрировал в приведенном примере), желание «очистить Церковь от прежних искажений», привело к резкому ухудшению так долго зревших отношений. Начатый до революции диалог, в котором белокриницкие старообрядцы старались донести до своих братьев, не принявших митрополита Амвросия, суть своей позиции по этому вопросу, превратился теперь в перепалку. За последние 25 лет была высказана масса безосновательных претензий друг другу, и возможный диалог на данном этапе заведен в тупик. Инициаторами таких перепалок и с той и с другой стороны были вновь пришедшие христиане, которые такими диспутами оттачивали свое «эклессиологическое созна-ние», навязывая его всей Церкви. В этом бессмысленном противостоянии «новые» старообрядцы даже стали употреблять дешевые пропагандистские приемы дореволюционных никонианских миссионеров в виде «разоблачительных», а по сути, тенденциозных и ангажированных брошюр о «неблагодатности» белокриницкой или «беглопоповской» старообрядческих иерархий.

Справедливости ради следует заметить, что определенному расхождению двух старообрядческих согласий способствовал и разный вектор постперестроечного развития. Если РПСЦ приняло на себя львиную долю вновь пришедших в старообрядчество и, тем самым, позволило хлынуть в свою среду всяческим «новинам», то РДЦ применило не дюженные усилия для сохранения доперестроечного положения дел в своей среде. По прошествии четверти века это стало особенно заметным по церковной жизни обоих старообрядческих ветвей. Сейчас наши два согласия далеки друг от друга, как никогда за 150 лет. Эта ситуация - наглядная иллюстрация изменений последних 25 лет.

Другим направлением старообрядческой «модернизации» стало отношение к церковной иерархии. Раньше старообрядцы, приемлющие священство, всегда имели очень почтительное отношение к церковной иерархии. Нежелание строить церковную жизнь без священства было даже выше опасности смешения с новообрядцами. В свое время старообрядцы пошли на беспрецедентный шаг на пути восстановления в Церкви таинственной жизни. Вначале беглые новообрядческие священники, а затем греческий митрополит Амвросий стали доказательством того, как важно значение иерархии.

Но активные общественные процессы в государстве конца XX века, с крушением всех авторитетов и догм, были привнесены вновь пришедшими и в церковную среду. Демократию, в самых худших ее проявлениях, под маркой «соборности» пытались внедрить на всех уровнях церковной жизни. Опять-таки, имея за плечами отрицательный опыт пребывания в РПЦ, с ее сверхклерикальной структурой, вновь пришедшие принесли в старообрядчество воинствующий антиклерикализм почти протестантской направленности, начали продавливать беспоповские идеи. Старообрядчество, с большим трудом преодолевшее такие тенденции еще в XVII веке, столкнулось с новой антииерархической пропагандой. Ревизии стало подвергаться значение иерархии во всех сферах церковной жизни - начиная от административного служения епископата и священства, заканчивая таинственной жизнью Церкви (например, в старообрядческой среде стали раздаваться голоса о необходимости изменения Таинства Евхаристии, почему-де священство и миряне не одинаково причащаются?!!!). Под давлением вновь пришедших был изменен дореволюционный порядок проведения Соборов с упразднением решающего значения священства, был узаконен советский гонительный принцип управления общинами, когда во главе Общины ставился Председатель, а не Настоятель, началось антиклерикальное давление на самих священнослужителей. Мирянами были инициированы несколько иерархических конфликтов, например, беспрецедентное в старообрядческой истории смещение епископа с кафедры, искусственное разжигание противостояния между митрополитом и епископами. Антииерархическая настроенность новых «старообрядцев» стала фоном, на котором произошло отделение от Церкви нескольких раскольнических групп. В последнее время даже появились специальные антиклерикальные околостарообрядческие сайты, деятельность которых направлена на дискредитацию старообрядческих священнослужителей. В итоге, при кажущейся борьбе за преодоление «господства иерархии в Церкви», наметилась тенденция планомерного сведения значения священнослужения к нулю. Как выразился один деятель из вновь пришедших, «священнослужитель – это не более чем официант в ресторане», чего уж там! С таким подходом уже не удивительна ситуация, когда неофит принародно плюет в лицо епископу.

Все это привело к тому, что такого неуважения и дискредитирования иерархии, как за последние 25 лет, не было никогда со времен патриарха Никона.

И третье заметное мне направление «модернизации» старообрядчества в последнее время. Это изменение отношения к старообрядческим традициям и истории, я бы сказал, ко всему церковному Преданию. Придя в Церковь, вновь пришедшие не имели за собой никакого церковного опыта и традиций. Всем им нужно было воспринять практическую жизнь Церкви. Воспринять откуда? Кто-то стал внимать и учиться у более опытных христиан, проведших в Церкви всю свою жизнь. А кто-то решил исследовать все самостоятельно, никому не доверяя и основываясь только на том, что он сам найдет в письменных источниках. Возродился протестантский принцип – sola scriptura – только Писание. Авторитетом может пользоваться только та традиция и опыт, которые имеют письменную фиксацию и четкое авторство. Всей Церкви разом было отказано в жизни Духа. Началась массированная верификация всего, с чем встречался в церковной жизни такой «исследователь». Все, что не находило обоснования в письменных источниках, отвергалось как не истинное. Я помню потрясающую картину на Соборе 2007 года. В перерыве два священника, один из коренных, другой из вновь пришедших, до хрипоты спорили о значении 15 правила Двукратного Собора. Они оба, читая один и тот же текст, понимали его с точностью до наоборот! Естественно, вновь пришедший отрицал любые аргументы из разряда «раньше мы применяли это правило так». Или другой пример - вновь пришедшие теперь настойчиво требуют «документального подтверждения» прежде бывшей равночестности Белокриницкой и Московской старообрядческих кафедр! Необходимо предъявить документальное подтверждение того, что само собой разумелось на протяжении сотни лет. Последнюю пару лет вообще разыгралась какая-то вакханалия, теперь уже отвергается пятисотлетний обычай празднования Пасхи!

Ревизия старообрядческого Предания привела к дискредитации самой истории старообрядчества. Ведь все духовные вызовы, с которыми столкнулись вновь пришедшие, уже давно получили свои ответы в старообрядческой истории. Нравится это или нет, но старообрядчество уже проходило царским срединным путем между искушениями правого толка, такими как беспоповство, неокружничество, и левого – дьяконовство, единоверие. Далеко не все вновь пришедшие были согласны с таким церковным опытом. Они видели место и цели старообрядчества в другом, они за другим пришли в него. Попытке переоценки подвергли не только деятельность прежде бывших старообрядческих архиереев, священников, начетчиков, но и святых угодников, таких как священномученик Аввакум, святитель Амвросий, святитель Арсений. Были перевернуты не только исторические факты, такие, как история Окружного послания, история взаимоотношений Церкви и государства, Церкви и РПЦ, но дискредитируются даже традиции соблюдения постов, празднования Пасхи, совершения Таинств. Исторические личности, своей деятельностью сохранявшие старообрядчество, но не вписывающиеся в но-вое представление о старообрядчестве, предаются шельмованию, неугодные высказывания тех или иных деятелей высмеиваются, предпринимается попытка переписать всю историю существования староверия. Потому что история старообрядчества, его традиции и устои, его Предание являются главными обличителями всем поползновениям переделать Церковь в угоду чьим бы то ни было новым амбициям и планам.

Все, что я описываю, основывается на моем личном опыте жизни в Церкви. В каждом конкретном случае я имею неоднократные примеры и подтверждения именно такого развития ситуаций. И я ни в коем случае не отрицаю того, что у других христиан может быть другой взгляд на произошедшие события. Описываю же свой личный взгляд на ситуацию потому, что считаю, необходимо, во-первых, учесть пережитый опыт, осмыслить причины а, во-вторых, предпринять какие-то меры для выравнивания положения Церкви. Ведь перечисленные события значительно изменили лицо старообрядчества в последнее время.

Среди упомянутых мной причин следует учесть и то, что историческое испытание вхождения в Церковь большого количества вновь пришедших происходило на фоне ослабления общинной жизни. Атеистические гонения, уничтожение сословности, активная урбанизация, массовая внутренняя миграция, упрощение коммуникаций последовательно привели к изменению общественных отношений между коренными старообрядцами, что, в свою очередь, стало причиной снижения значения общин. Христиане стали терять связь со своими общинами, снизилось участие в жизни старообрядцев руководителей общин – священников, уставщиков, старейшин. Как следствие, нарушилась епархиальная жизнь. Поэтому, не неофиты сами по себе стали причиной произошедшего изменения старообрядчества. Все-таки, активность и натиск вновь пришедших накладывались на упадок общинного устройства Церкви, поэтому всяческие псевдодемократические и ревизионистские идеи легко привились.

Что сейчас можно противопоставить дальнейшему размыванию исконных устоев старообрядчества.

Сейчас, как никогда, становятся очевидными мудрые действия дореволюционных старообрядцев, которые своими решениями предвосхитили процессы, и тогда уже расстраивающие церковную жизнь. В то время руководство Церкви, как только получило малейшую возможность, направило все свои усилия на решение двух важнейших церковных вопросов – установление истинной Соборности и организацию духовного образования. Мудрый принцип проведения Соборов, установленный до революции, учитывал все нюансы церковной и общественной жизни. Этот принцип учитывал то, что Церковью управляют епископы, он учитывал и то, что миряне никоим образом не оторваны от управления церковным организмом и тоже принимают в жизни непосредственное участие. Этот принцип служил укреплению соборности на местах, в епархиях, упрочивал связь общин со своим епископом. Этот принцип мудро выпускал пар псевдодемократических брожений, захлестнувших и Церковь к этому времени. Этот принцип вынуждал вновь обращенных и неопытных христиан вливаться в жизнь Церкви не посредством выборов, а постепенным эволюционным путем. Этот принцип не на словах, а на деле ставил Соборы высшим органом управления Церковью. Нам нужно обязательно вернуться к этому принципу функционирования Соборов, Соборов ответственных и созидательных.

Во-вторых, как и до революции, нам необходимо обратить внимание на собирание и сохранение сокровищницы старообрядческого Предания, преломленного в нем богатства православного богословия. Нам нужно приложить все усилия для формирования системы старообрядческого образования. Системы не в схоластическом смысле этого слова, не по принципу семинарий, не повторяя ошибку, которую допустили перед революцией. Нам в XXI веке нужно ориентироваться на систему богословского образования первых веков. И только в старообрядчестве, с его традициями общинности и соборности, возможно возрождение такого самобытного и действенного образовательного опыта. Духовное образование нам нужно не столько для решения кадровых вопросов, сколько для просвещения всех приходящих в Церковь, для передачи духовного опыта, для возрождения церковного оглашения и катехизации. Образование, как и все наши традиции, обычаи, Предание, нужно нам для создания заслона на пути проникновения в Церковь всякого рода новин, модернизаций и ревизий.

Иерей Иоанн Севастьянов

Опубликовано 18.03.2012

Портал "Православное Старообрядчество"

http://staroobryadchestvo.ru/svo.portal/index.php?option=com_content&view=article&id=113:posle-vladyky-nikodima-2&catid=29&Itemid=104&lang=ru